Сегодня, в условиях мирового кризиса и неопределенности, резко возрастает важность продовольственной безопасности. А она напрямую зависит от обеспеченности водными ресурсами, их правильного использования, с чем в Казахстане существуют очень серьезные проблемы. Почему так произошло и что нужно делать – об этом размышляет Кожахмет Баймаханов, бывший сенатор, а еще раньше депутат Верховного совета РК, много лет отдавший водохозяйственному строительству, руководивший районом и областным центром.
Когда в товарищах согласья нет…
- Сегодня Казахстан полностью покрывает свои потребности, пожалуй, только в хлебе, тогда как спрос на все остальные продукты питания в той или иной (а чаще в большой) степени удовлетворяется за счет импорта. Между тем, земли в нашей стране хоть отбавляй…
- Хлебом, точнее зерном, нас обеспечивают в основном северные регионы, где на целинных (богарных) землях выращивают пшеницу. А практически весь юг Казахстана занимается орошаемым земледелием: возделыванием риса, сахарной свеклы, овощей, бахчевых, кукурузы и т.д. В четырех южных областях – Алматинской, Туркестанской, Жамбылской и Кызылординской – проживает добрая треть населения республики. То есть, это самая густонаселенная и быстро растущая в демографическом плане часть страны.
Преимущество орошаемого земледелия над богарным заключается в том, что первое дает гарантированный урожай – в отличие от второго, оно не зависит от количества выпавших осадков и других погодно-климатических обстоятельств. Разумеется, при условии стабильного и достаточного обеспечения поливной водой. Но вот как раз-таки с этим ситуация становится все сложнее.
Из общего объема возобновляемых водных ресурсов, которыми располагает Казахстан, лишь чуть больше половины (56,5 из 100,5 миллиарда в год) формируется на территории республики, а все остальное поступает из сопредельных стран, в том числе из Китая – 18,9, из Узбекистана – 14,6, из Кыргызстана – 3,0, из России – 7,5. Если вы посмотрите на карте, откуда и куда идут эти водные потоки, то увидите, что наиболее зависимыми от соседних государств являются именно наши южные области, где сосредоточено орошаемое земледелие.
- И чем оборачивается такая зависимость?
- Проиллюстрирую это на примере Сырдарьи. В мае 1982 года Государственная экспертная комиссия Госплана СССР, рассмотрев ситуацию в бассейнах двух главных рек Центральной Азии (а уже тогда между республиками возникли серьезные споры относительно принципов вододеления), приняла постановление. Им, в частности, был установлен «гарантированный лимит среднемноголетнего притока к Шардаринскому водохранилищу в объеме 12 млрд. кубометров с допускаемым снижением в маловодные годы при гарантированной обеспеченности 90% - до 10 млрд. кубометров». Это тот минимум, который должна была получать по Сырдарье наша республика.
В феврале 1992-го, сразу после распада СССР, все пять министров водного хозяйства теперь уже независимых государств Центральной Азии подписали соглашение, обязавшись «обеспечить строгое соблюдение согласованного порядка и установленных правил использования водных ресурсов», тем самым, по сути, пролонгировав действие решения от 1982-го. А спустя год, в марте 1993-го, эти договоренности были закреплены уже на уровне президентов пяти стран в Кызылорде во время саммита по аральской проблеме, итогом которого, напомню, стало создание Международного фонда спасения Арала (МФСА).
В статье 3 соглашения четко прописано: «Каждая из сторон обязуется не допускать на своей территории действий, затрагивающих интересы других сторон и способных нанести им ущерб, привести к изменению согласованных величин расходов воды и загрязнению водоисточников». Однако на практике эти обязательства не выполняются, от чего в наибольшей степени страдают Казахстан и особенно Кызылординская область, поскольку именно мы находимся в самом нижнем течении Сырдарьи. Из-за отсутствия скоординированной политики управления водными ресурсами мы постоянно испытываем их дефицит в поливной сезон и угрозу наводнения в зимне-весенний период. А те, от кого зависит защита национальных интересов РК в данной сфере (имеется в воду бассейн не только Сырдарьи, но и других трансграничных рек – Иртыша, Или, Чу и т.д.), со своей задачей явно не справляются.
Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник…
- С чем это связано?
- Прежде всего, с тем, что в Казахстане этой отрасли со стороны государства не уделяется то внимание, которого она заслуживает. Когда-то у нас было Министерство мелиорации и водного хозяйства, потом – входивший в состав правительства самостоятельный Госкомитет. Но в середине 1990-х его упразднили, и с тех пор отдельного ведомства, отвечающего за эту отрасль, нет. Мало того, комитет по водным ресурсам то и дело перебрасывают из аграрного министерства в экологическое и наоборот. А сколько в нем было коррупционных скандалов! Компетентных специалистов, разбирающихся в практических аспектах вододеления и водопользования, способных на равных разговаривать с представителями других стран, либо почти не осталось, либо их не привлекают. Можно ли в такой ситуации говорить об эффективной защите национальных интересов?
Теперь посмотрите на Узбекистан, который является основным потребителем вод Сырдарьи и с которым у нас постоянно возникают разногласия на этой почве. Там есть отдельное Министерство водного хозяйства, ему подчиняются 12 территориальных подразделений, а также Минводхоз (тоже министерство!) Каракалпакской автономной республики. В его руководстве почти сплошь профессиональные и опытные водники, что крайне важно: ведь это очень специфичная сфера, требующая, помимо всего прочего, умения на практике применять знания законов гидравлики, гидротехники и т.д., напрямую влияющих на сезонные и месячные объемы попусков, вокруг которых обычно и разгораются споры.
Поэтому на переговорах с казахстанской стороной представители Узбекистана в силу того, что они лучше знают «предмет дискуссии», получают заведомое преимущество, поскольку у нас на уровне главы профильного министерства и вице-министров таких «зубров» водного хозяйства нет. Даже курирующий вот уже на протяжении многих лет вопросы трансграничного водопользования заместитель министра не является водником.
Те, кому в нашей стране доверено руководить этой отраслью, не ставят перед президентом и правительством острые вопросы, в том числе потому, что не владеют ситуацией. По сути, этим занимаются только корифеи-аксакалы вроде Наримана Кипшакбаева, бывшего министра водного хозяйства Казахской ССР. Между тем, нужно решать много масштабных проблем, связанных с трансграничными реками, Аралом, Балхашем, модернизацией систем орошения, состоянием плотин и т.д. Поэтому считаю необходимым создать (а точнее, возродить) в нашей стране Минводхоз с подразделениями в областях, привлечь в них профессиональных водников, имеющих практический опыт.
Вы, друзья, как ни садитесь…
- А такие люди у нас остались?
- Пока нам еще удается как-то выезжать на кадрах, подготовленных в советский период. Но что будет потом, когда это поколение окончательно сойдет? Ведь заменить его практически некем.
Опять же обращусь к примеру Узбекистана. Там сохранили Ташкентский институт ирригации – к слову, его выпускником является нынешний президент страны Шавкат Мирзиеев (прекрасно разбираясь в водном хозяйстве, он уделяет повышенное внимание его состоянию, устраивает грамотные «разносы» руководителям отрасли, как это было, например, недавно в Кашкадарьинской области). Тогда как наш Джамбульский гидромелиоративный институт и его филиал в Кызылорде уже давно приказали долго жить. Кое-где есть факультеты водных ресурсов, но они имеют, скорее, экологическую направленность, а не водохозяйственную.
И такой «кадровый провал» уже дает о себе знать. Раньше, например, в Кызылординской области, где основной специализацией сельского хозяйства является возделывание риса, одной из самых влаголюбивых культур, в каждом совхозе были главный и участковые гидротехники. Они, обладая необходимыми знаниями и навыками, следили за соблюдением научно обоснованного режима орошения. А сегодня этим некому заниматься. В хозяйствах, можно сказать, не осталось людей, умеющих замерять и высчитывать, сколько воды подано на орошение, сколько сброшено. Почти никто не применяет водоизмерительные приборы. Отсюда значительный перерасход водных ресурсов. Да и нет стимулов к их бережному использованию, поскольку тарифы на поливную воду очень низкие.
- Получается, ни справедливого вододеления, ни согласованного и рационального водопользования в Центральной Азии нет? А как же МФСА, который был создан именно для того, чтобы на межгосударственном уровне решать подобные проблемы?
- Отчасти свою миссию он выполняет. То, что страны ЦА не перессорились и не передрались друг с другом из-за воды, – уже хорошо, ведь мы знаем немало примеров из мировой истории, когда из-за нее происходили настоящие войны. Но, конечно, трудно не согласиться с теми, кто в последние годы все чаще критикует МФСА и его структуры (прежде всего, МКВК – Межгосударственную координационную водохозяйственную комиссию) за отсутствие активных попыток разрешить проблемы и противоречия, накопившиеся в водной сфере.
Здесь хотелось бы коснуться и такого момента. В 1993-м при создании МФСА было решено открыть его филиалы в Нукусе (Каракалпакстан), Ташаузе (Туркменистан) и Кызылорде, то есть на берегах Амударьи и Сырдарьи, в непосредственной близости от Аральского моря. Но спустя четыре года кызылординский был закрыт, и с тех пор все управление казахстанским подразделением МФСА осуществляется из Алматы. Но ведь проблемы гораздо лучше видны на «месте событий». И решение их предпочтительнее доверить людям, живущим непосредственно в Приаралье, патриотам края. Однако мест им в структурах фонда почему-то не находится. Хотя именно Кызылординская область в наибольшей степени страдает от нерешенности проблем, связанных с водными ресурсами и Аралом. Ведь неслучайно еще в советские годы она была признана зоной экологического бедствия, неслучайно в начале 1990-х ее жителям стали выплачивать экологический коэффициент к зарплате.
А воз и ныне там...
- А чем занимается исполнительная дирекция?
- Она проводит различные мероприятия, встречи, однако эффект от них сомнителен. Что дадут Аралу и аральцам, например, международные футбольные турниры (причем проводимые в Алматы) или соревнования по подледному лову рыбы, которые организует КИД и на которые тратятся государственные средства? Вообще, напрашивается вопрос: на что расходуются ежегодно выделяемые ей из бюджета сотни миллионов тенге? Создается впечатление, что со стороны ни Минэкологии, ни Министерства иностранных дел (КИД является подразделением международной организации) такого контроля нет.
Полагаю, что назрела необходимость передислоцировать казахстанское подразделение МФСА в Кызылорду, а, возможно, даже в Аральск. Плюс максимально использовать потенциал местных специалистов, с которыми население региона всегда может встретиться лицом к лицу, учинить с них спрос, потребовать отчета. А Алматы слишком далеко…
В Казахстане есть и другие структуры, вроде бы занимающиеся проблемами Арала и водных ресурсов, получающие на это бюджетные средства, есть международные организации, финансируемые за счет грантов. Но каждая из них сама по себе, координировать их деятельность некому, зачастую непонятно, работают ли они вообще. Например, более десяти лет назад в тогдашней Астане было создано АО с государственным участием «Евразийский центр воды». В 2017-м там же появился Международный центр оценки вод, который содержится за счет республиканского бюджета и призван заниматься в основном как раз таки трансграничными водами. Но что полезного они сделали для страны?
- Есть ли, образно говоря, свет в конце тоннеля?
- Все зависит от того, насколько грамотно, активно и последовательно мы будем отстаивать свои национальные интересы. Например, применительно к бассейну Сырдарьи это приобретает особую актуальность в связи с тем, что Узбекистан планирует дополнительно забирать через Арнасай два миллиарда кубометров ежегодно на снижение солености озера Айдаркуль. Кроме того, он намерен построить совместно с Россией атомную электростанцию, потребности которой в воде тоже будут существенными.
Между тем, мы должны добиться безусловного выполнения заключенных ранее соглашений, которые касаются гарантированных объемов попусков по Сырдарье в 12 миллиардов «кубов» (или 10 миллиардов, если год будет маловодный) в низовья. В том числе 3,5 млрд. – на орошение риса, 1,5 – на поддержание озерных систем, 0,5 – на естественную убыль, а остальное направлять в Арал. Но сегодня мы даже не знаем точно, сколько воды поступает к нам со стороны Узбекистана. Если верить данным БВО «Сырдарья», входящей в структуру МКВК и базирующейся в Ташкенте, у нас не должно быть причин жаловаться, однако по факту ежегодно в летний период мы недополучаем два-три миллиарда «кубов». Не хватает воды и на другие нужды. Например, в нынешнем году озеро Камбаш, на которое любят приезжать туристы, отошло от своих берегов на двести метров. Проблема в том, что до сих пор не организована как следует работа пограничного гидропоста Кокбулак, осуществляемые на нем замеры не дают достоверных данных. Как в таких условиях планировать водохозяйственную деятельность?
Или вот, в свое время мы, кызылординские специалисты, выступали против строительства Коксарайского контррегулятора. Тем не менее, десять лет назад определенные лица пролоббировали его строительство, на что были затрачены огромные средства. И что в итоге? Уже два года он не заполняется даже наполовину. А тем временем находящееся неподалеку Шардаринское водохранилище, которому уже более полувека, находится почти в аварийном состоянии.
Здоровый прагматизм и некрикливый, но искрений патриотизм, помноженный на компетентность, – вот что нужно для обеспечения водной и продовольственной безопасности Казахстана. И заняться этим надо в срочном порядке. Завтра может быть поздно…
Только ли коммунисты «выпили» Аральское море?
