В последние дни в Казахстане фиксируется рост количество зараженных коронавирусом. Но если не считать ВКО, то у нас положение намного лучше, чем в соседней России и тем более в странах Европы. С чем это может быть связано – со строгостью карантинных мер, с тем, что наше население более ответственное и дисциплинированное, с малым количеством тестируемых, с особенностями отечественной статистики или с чем-то другим? Как дальше будут развиваться события в Казахстане? Чего нам ждать? Готова ли наша система здравоохранения, мы сами к возможному негативному сценарию? Слово экспертам.

Али Нургожаев, генеральный директор Med Invest First:

«Коронавирус не очень активно реагирует на карантинные меры»

- На мой взгляд, отставание Казахстана от России и Европы в плане темпов распространения коронавирусной инфекции – временное. Как я и прогнозировал ранее, пик заболеваемости начнётся во второй декаде ноября и продлится, возможно, до января. Аналогичный временной лаг в три недели наблюдался и при первой волне.

Наверное, об этом должны говорить эпидемиологи, но придётся мне: коронавирусы (семейство) в принципе имеют пиковую активность зимой и ранней весной. Это подтверждает и динамика изменения ситуации в странах южного полушария. Например, в Австралии вторая волна пришлась на июль-август (на зиму), в это же самое время «пиковала» Бразилия. И так далее. А у нас зима начинается с середины ноября.

В целом, похоже, коронавирус не очень активно реагирует на карантинные меры (в том виде, в каком они реализуются) и на степень готовности системы. Максимум, что удалось нам в Казахстане, – это оттянуть пик с апреля на июль, однако легче от этого не стало. Поэтому остаётся усиливать ПМСП и укреплять инфраструктуру стационаров.

Марат Мамаев, консультант в сфере здравоохранения:

«Необходимо быстрее определиться с моделью реагирования на кризисные ситуации»

В плане фиксации новых случаев заражения коронавирусом нам следует обратить внимание на процесс, связанный с их подтверждением. Основным способом здесь остаются различные лабораторные тесты, в частности, ПЦР-тестирование. Согласно информации из открытых источников (смотрите таблицу ниже), наблюдается явная положительная взаимосвязь между количеством зафиксированных случаев и числом тестов в расчете на 1000 человек в Замбии, Корее, Азербайджане, Армении, Беларуси и Казахстане. Это может говорить о том, что масштабы выявляемости зависят от доступности тестов для населения.

В свою очередь, доступность тестов определяется множеством факторов: эффективностью государственных мер по борьбе с коронакризисом, государственной поддержкой усилий по раннему выявлению случаев COVID с целью принятия своевременных и действенных клинических мер, платежеспособностью населения, которая в указанных странах снизилась на фоне замедления деловой активности. Примечательно, что на территории СНГ исторически население, наряду с государством, оплачивало медицинскую помощь за свой счет. Доля частных расходов на здравоохранение в вышеперечисленных странах варьируется в диапазоне 40-80 процентов от общих расходов, за исключением Беларуси (умеренная доля в пределах 23-27 процентов). 

Высокий удельный вес частных расходов ведёт к уязвимости населения (в случае экономических шоков) перед неуправляемым ростом потребности в медицинских услугах. В нашем случае это лабораторные тесты. Похожая взаимосвязь между показателями фиксируется на примерах Украины, Германии, Великобритании и России. Вместе с тем, в США и Индии наблюдается противоположная ситуация: несмотря на меньший охват тестами, число зафиксированных случаев в Индии соизмеримо с тем, что происходит в Штатах; однако доля зараженных в общей популяции в США тоже свидетельствует о влиянии доступности тестов на выявляемость. Требуется провести расширенный статистический анализ данных, протестировать разные гипотезы. Наверняка это позволит определить эффективные значения числа тестов на 1000 человек, что даст государству возможность планировать объемы для повышения доступности лабораторных тестов и эффективности медицинских вмешательств.

Вместе с тем, данные о доступности лабораторных тестов и количестве зараженных могут говорить лишь о фиксации случаев, но они не всегда позволяют понять реальные масштабы распространения вирусного заболевания. Для этого нужно учитывать эпидемиологические факторы. Например, в Москве плотность населения составляет 4950 человек/км², в Алматы - 2600 человек/км², в Нур-Султане – не больше 1400 человек/км². Плотность и прочие внешние факторы, влияющие на пути передачи от источника или носителя инфекции до зараженного, могут менять картину распространения заболевания. Однако стоит отметить, что управление эпидемиологическим процессом (карантинные меры) позволит замедлить, но не аннигилировать распространение.

Система здравоохранения должна повышать степень своей адаптивности. В свою очередь, это может быть достигнуто при наличии отдельного нормативного поля для регулирования при кризисных ситуациях – того самого поля, которого не было при первой волне.

Нормативное поле должно обеспечивать бесперебойность процессов взаимодействия между акиматами и центральными органами в вопросах организации медицинской помощи, особый порядок ее финансирования, а также нормирования лекарственных средств при кризисных ситуациях. Это даст возможность выстроить механизм переоценки ресурсов региональными управлениями здравоохранения в случае местных вспышек и усиления карантинных мер.

В свою очередь, наличие механизма оперативной переоценки ресурсов позволит при необходимости безболезненно и быстро перепрофилировать койки в больницах, усилить роль поликлинической службы, обеспечить доступность лекарственных средств за счет заблаговременного формирования стабилизационных запасов и укрепить финансовую устойчивость медицинских организаций.

Конечно же, степень готовности системы здравоохранения обуславливается не только эпидемиологическим характером распространения заболевания и формированием отдельного нормативного поля – она зависит и от профессионализма региональных управлений здравоохранения. Которые должны быть способными быстро переориентировать ресурсы, оперативно менять режим управления процессом обеспечения доступности медицинской помощи, при этом не снижая ее уровень применительно к пациентам с другими заболеваниями.

Немаловажным остается вопрос кадрового обеспечения, тем более что он обострился в связи с недавней отменой государственных выплат за счет республиканского бюджета. Этот шаг негативно сказался на настроениях медицинских работников. Возможно, сейчас стоит переосмыслить, пересмотреть систему их страхования от производственных и профильных заболеваний.

Готовность системы здравоохранения сегодня является приоритетным направлением государственной политики. Комплекс предложений по решению озвученных мной проблем уже внесён нами в соответствующие госорганы.

Первая волна выявила слабые стороны, над устранением которых Минздрав сейчас работает. В то же время, на мой взгляд, следует быстрее определиться с моделью реагирования системы здравоохранения на кризисные ситуации. Эту модель нужно усилить встроенным в нее механизмом оперативной переоценки ресурсов. В целом она должна опираться на самостоятельность и профессионализм управлений здравоохранения. Однако мы видим частую смену руководителей этих ведомств в столице, областях и городах республиканского значения, что не может не сказываться на подготовке ко второй волне. В условиях которой, возможно, мы уже начали жить.