На днях президент страны Касым-Жомарт Токаев провел большое совещание по вопросам перевода казахского языка на латинскую графику. Мнения, прозвучавшие в ходе обсуждения, вызвали в нашем обществе новую волну дискуссий. В этой связи хотелось бы поделиться некоторыми соображениями по поводу как совещания, так и самого процесса перехода на латиницу. 

Первое. Поскольку процесс этот очень непростой и весьма специфичный (достаточно вспомнить, какие кипели страсти и сколько копий было сломано в предыдущие годы), то не может не вызывать вопроса тот факт, что новый вариант алфавита главе государства презентовали чиновники – отраслевые министры. Ни в коем случае не ставлю под сомнение их компетентность, но все же полагаю, что более логичным было бы, если бы это сделали профессионалы от лингвистики и казахской филологии. 

Правда, в официальном сообщении сказано, что министры «доложили президенту К.-Ж. Токаеву о предложениях, выработанных в ходе работы ученых-лингвистов и экспертов». Тем не менее, почему нельзя было предоставить такую возможность непосредственно самим ученым и экспертам? Ведь, как ни крути, они гораздо лучше понимают суть проблемы, знают все нюансы. К тому же в этом случае глава государства получил бы возможность задать профессионалам самые разные вопросы, которые у него наверняка возникли бы в ходе обсуждения. Министры же, при всем к ним уважении, в данной ситуации выступали лишь как передаточное звено. Не дай бог, еще и интерпретирующее по-своему. 

Второе. Президент в очередной раз подчеркнул, что никакой спешки в вопросе внедрения латинской графики быть не должно. Но в официальной хронике все равно проскользнули нотки победных реляций. Вроде того, что все решим и все преодолеем. Возникает некое подспудное ощущение, что процесс перехода опять может превратиться в очередную кампанейщину, когда сложнейшую проблему заболтают и все снова закончится пшиком. Вот такого сценария хотелось бы меньше всего. 

Третье. Буквально на днях известный политик Имангали Тасмагамбетов дал интервью газете «Қазақ әдебиетi», в котором коснулся проблем государственного языка. Сразу оговорюсь, что отношусь к нему с пиететом, но два его высказывания меня удивили. 

Одно из них звучит так: «Потенциал любого языка определяется богатством его словарного запаса. Среди тюркских языков казахский — один из самых богатых. Это ответ тем, кто считает, что казахский язык не язык науки и технологий». Слов нет, наш язык действительно имеет обширный словарный запас. Ныне уже покойный Герольд-ага Бельгер как-то в частной беседе сказал мне, что запас этот исчисляется миллионами. Я по простоте душевной взял и брякнул: а к чему эти миллионы, если, например, Пушкин написал свои бессмертные произведения, используя лишь 30-40 тысяч слов? На что мэтр ответил: это сугубо внутриказахский вопрос, который мы, казахи, должны решать сами.  

Меньше всего хотел бы оппонировать уважаемому Имангали Нургалиевичу, но все же, как мне представляется, когда о казахском языке говорят применительно к науке и технике, имеют в виду не степень его словесного богатства, а то, насколько он необходим для пользования и особенно для созидания именно в данной сфере. И, как бы обидно для нас это ни прозвучало, но пока казахский язык в мировой науке и технике ничем себя не проявил. Да, он сочный, да, он сохранил неподражаемую иносказательность, но для активного его применения в отраслях, определяющих научно-технический прогресс, видимо, требуется еще что-то другое и очень важное.  

И еще один фрагмент интервью Имангали Тасмагамбетова, который сразил меня просто наповал: «на каком языке будут говорить власти, на том языке будет говорить и народ». Прочитав это, я просто опешил. Получается какое-то перевернутое сознание. А, по сути, смешной тезис, несколько отдающий провинциализмом и даже архаикой. Это власть должна говорить на языке народа (который, согласно действующей Конституции РК, является единственным источником этой самой государственной власти), а никак не наоборот.  

Четвертое. Квинтэссенцией всех этих дискуссий, на мой взгляд, должен быть тезис о необходимости глубокой, а, быть может, даже революционной модернизации казахского языка. И в этом смысле его перевод на латинскую графику – поистине революционный шаг. Поскольку он затрагивает основы всего казахского – язык, культуру, ментальность, историю... 

Чтобы ни у кого не возникло ощущения, будто автор как-то не очень позитивно воспринимает состоявшееся обсуждение, отмечу и положительные моменты. Если кто помнит, то в первоначальном варианте латинской графики казахского языка больше всего раздражали пресловутые дифтонги. Но как заявила на совещании министр культуры, теперь их и прочих лишних значков не будет, и каждая буква означает только один звук. Если это так, то хорошо. Хорошо и для языка, и в том плане, что власти хоть в чем-то начали прислушиваться к общественному мнению. 

Все мы хорошо помним, как с момента обретения независимости горячие головы стали ратовать за одномоментную казахизацию всего и вся. Как это ни парадоксально, но первым ущербность такого подхода ощутил на себе именно казахский язык. Имеется в виду то, что на него стали рьяно и массово переводить все слова (в том числе прочно вошедшие в нашу жизнь), имеющие иностранное происхождение. Даже некоторые представители «зияулы кауым» откровенно стебались над этим. 

Вспомнил об этом лишь затем, чтобы та история послужила нам уроком, чтобы при переходе на латинский алфавит не было никакой спешки и ненужной суеты. А потому можно только приветствовать позицию главы государства, который четко и ясно заявил: «Разработку новой графики невозможно завершить за один день и даже за один год. Поспешность в этом деле может нанести ущерб всей нашей культуре и исторической идентичности. Проблема заключается не в переходе с кириллицы на латиницу, а в том, что осуществляется масштабная реформа казахского языка».

Следовательно, к такому непростому делу категорически нельзя подпускать горлопанов, привыкших подменять реальную работу откровенной политической спекуляцией. Прежде всего, должны быть задействованы каленые профессионалы, глубоко понимающие предмет, владеющие методологией и научным инструментарием, умеющие отсекать второстепенное и концентрироваться на самом важном.  

Кстати, хотелось бы обратить внимание на еще один фрагмент в выступлении К.-Ж. Токаева: «Надо учитывать и финансовую сторону вопроса». Наше издание не единожды обращалось к проблемам казахского языка. И почти каждый раз мы задавались вопросом: может ли кто-нибудь озвучить хотя бы приблизительную сумму затрат на его популяризацию, развитие и внедрение? Но этот вопрос так и остался без ответа. В разных источниках называются разные цифры, в том числе и весьма внушительные. Какие из них заслуживают доверия – трудно сказать. Тем не менее, очевидно, что государство на протяжении последних тридцати лет отнюдь не скупилось на это дело. Однако итоговый результат оказался если не нулевым, то близким к этому. 

И сегодня больше всего хотелось бы, чтобы процесс перевода казахского языка на латинский алфавит осуществлялся по иному сценарию. Более профессиональному, более прозрачному и более рациональному…     

Комментарии в тему

Мы предложили известным казахстанским экспертам высказать свои мнения по рассматриваемой теме, адресовав им следующие вопросы: 

1. Какие проблемы, связанные с переводом казахского алфавита на латинскую графику, вы считаете ключевыми? 

2. Какие уроки нам следовало бы извлечь из аналогичного опыта некоторых наших тюркоязычных соседей, в частности, Узбекистана и Азербайджана? 

3. На ваш взгляд, каким может быть влияние предстоящего перехода на качество образования и науки в Казахстане? 

Ключевой вопрос – сохранение преемственности

Рустам Бурнашев, политолог:

1. Полагаю, что ключевой вопрос здесь – сохранение преемственности в развитии казахской культуры, закрепленной в письменных источниках. Иначе говоря, насколько будет сохранена доступность для понимания различными группами людей текстов на казахском языке, созданных с использованием разных видов графики? Не приведет ли введение новой графики к культурному и идентификационному разрыву?

Помимо этого, есть ряд технических вопросов: какие механизмы будут использоваться при введении новой графики, будет ли она вводиться сразу либо постепенно? От этого, например, зависит объем финансовых ресурсов, который потребуется для реформы.

2. Считаю, что в данном случае трудно говорить о каких-либо уроках, которые мог бы извлечь Казахстан. Каждая из упомянутых вами стран имела свои причины перехода на латинскую графику, эти переходы осуществлялись в разных исторических условиях и разными темпами. У Казахстана собственная, уникальная ситуация, которую и нужно анализировать при принятии решения об изменении алфавита и выборе как самой графики, так и механизмов перехода к ней. 

Единственное, на что бы я обратил внимание, - это то, что уже само обсуждение возможности изменения графики может придать импульс реформированию не только письменности, но и самого языка, его модернизации, изучению языка и его основ. Думаю, этот фактор в Казахстане учитывается, и появившаяся возможность будет использована в полном объеме, независимо от того, будет ли реализована реформа, в каком объеме и какими темпами.

3. К сожалению, в Казахстане сферы образования и науки находятся в перманентном кризисе. Отсутствие долгосрочных стратегий их развития, установка госорганов, ответственных за эти сектора, на принятие «точечных мер» бессистемного характера привели к тому, что здесь накопилось огромное количество проблем. Поэтому переход казахского языка на латинскую графику никак не может ухудшить ситуацию. 

Возможно, какие-то дополнительные сложности возникнут при изучении казахской литературы, а также в тех науках, которые связаны с изучением текстовых источников на казахском языке и написанных с использованием иных график. Но, как мне представляется, эти сложности не будут критическими и, скорее всего, могут, напротив, стимулировать развитие данных дисциплин, поскольку перевод текстов способен подтолкнуть ученых к дополнительному осмыслению таких источников и их толкованию.

Бесспорно, простое изменение графики алфавита не может иметь и какого-либо позитивного влияния на образование и науку, если, конечно, не говорить о сферах, напрямую связанных с языком – лингвистике казахского языка и языковедении.

Казахское общество созрело для такой реформы

Анар Фазылжанова, директор Института языкознания имени А. Байтурсынова МОН РК:

1. Есть такое психологическое явление, как сопротивление изменениям. Однако при переводе казахской письменности с кириллицы на латиницу, считаю, сопротивления как такового в обществе не будет. 

Во-первых, реформа реализуется после долгого периода популяризации идеи смены алфавита, - начиная с 90-х годов ХХ века, она активно обсуждалась во всех СМИ страны. То есть, общество и граждане созрели для того, чтобы принять ее. 

Во-вторых, латиница по своему происхождению гомогенна с кириллицей, больше половины ее знаков идентичны с кириллическими базовыми буквами, что нивелирует лингвистический дискомфорт, обычно вызываемый сменой графических образов слов. 

В-третьих, реформа нашего письма реализуется в эпоху цифровизации и широкой популярности самой латиницы, что будет способствовать интенсивному внедрению новой графики.  

В-четвертых, в современном и независимом Казахстане латиница ассоциируется как с модернизацией сознания, этнизацией, сохранением и защитой национальной идентичности и самобытности казахского языка, так и с глобализацией, интеграцией в мировое социокультурное сообщество.  

2. Любой опыт, пусть даже отрицательный, ценен уже сам по себе и полезен тем, кто намерен его учитывать. Однако мы считаем, что опыт других стран, как бы его ни оценивали, не может быть полностью перенесен на нашу почву. Так как отличается все – и исторический период принятия решения о переводе письма на новый алфавит, и политическая, социокультурная, языковая ситуация на тот момент, и языковые системы, и основные факторы реформы, и ее главные движущие силы…. 

3. Можно предположить, что в первые годы после перехода на новый алфавит будут небольшие проблемы у взрослой части населения, в языковом сознании которой «засели» стереотипы, сформированные кириллическим алфавитом, и особенно стереотип «пиши меня по-русски». Ведь на латинице графический облик иноязычных слов, заимствованных через русский язык, изменится (в казахском алфавите уже не будет 11 знаков кириллицы), и это может немного «напрячь» некоторых из нас. А вот молодежь не будет испытывать дискомфорта, потому как она уже давно использует латиницу в повседневной виртуальной жизни: в чат-коммуникациях, интернет-общении. 

Считаю, что следует обратить внимание еще на один важный аспект, относящийся к данному вопросу. Это наличие в современном образовании проблем, никак не связанных с алфавитом. А потому коррелировать качество образования с реформой письма будет, мягко говоря, неправильно. Конечно, в связи со сменой алфавита возникнут некоторые проблемы, но они не будут более сложными, чем другие проблемы образовательной сферы. И они не стоят того, чтобы отказываться от реформы казахского письма на основе перевода его на новый национальный латинографический алфавит. Потому что только так мы сможем, одновременно интегрируясь с мировым сообществом, сохранить самобытность своего языка, восстановить иммунитетные механизмы его письменной формы, облегчить процесс обучения чтению и письму дошколят и первоклашек (в казахском языке 28 исконных звуков, тогда как в кириллическом казахском алфавите 42 буквы, а на латинице их будет всего 31).