Сегодня исполняется 120 лет со дня рождения классика казахской литературы Габита Мусрепова – человека неординарного во всех отношениях. Журналист, писатель, переводчик, критик, драматург, историк, философ. Это – все о нем, о Габите Махмутовиче, которого друзья в шутку называли «Жаном Габеном», который был невероятным для своего времени модником и юмористом, любил перекинуться в преферанс и покатать шары в бильярд, почти профессионально занимался резьбой по дереву, рождая невероятной красоты фигурки и трости, был заядлым охотником. Но производя впечатление истинного франта, в душе он оставался тем самым простым мальчишкой из аула, душа которого непорочна и чиста. Наверное, поэтому все свое гениальное наследие, доставшееся нам в дар, он создал обычным грифельным карандашом…

«…На свет появился я»

Личностей масштаба Габита Мусрепова сегодня принято называть «глыбой». Наверное, этот эпитет на самом деле как никакой иной характеризует мощь и глубину таланта, жизненную стойкость и целеустремленность, волю к победе и силу духа. Именно такими качествами, по воспоминаниям современников классика, обладал Габит Махмутович. Своим творчеством, непоколебимой гражданской позицией и, если хотите, человеческим мужеством, он связал воедино сразу несколько эпох, позволив нам, потомкам, трезво, взвешенно и без иллюзий оценивать прожитые предками исторические вехи. В этом плане творческое и эпистолярное наследие Габита Мусрепова – неисчерпаемая кладезь.

Впитывая по каплям созданные и переданные им образы, знакомясь оценками минувших событий и явлений, сделанных самим писателем, хочется не просто погрузиться в то непростое во всех отношениях время, но и попытаться разгадать природу таланта человека, до сих пор способного магнетическим образом вовлекать в ореол своего дарования все новые и новые поколения. Для того чтобы хоть немного приблизиться к пониманию механизма движения тех атомов и молекул, что легли в основу гения писателя, предоставим слово ему самому. Бесценным помощником в этом нам послужат не только его произведения, но и автобиографические заметки, а также письма, хранящиеся в Центральном государственном архиве РК и мемориальном комплексе писателя – их в «Письмотеку» не так давно объединил поэт, лауреат международной литературной премии «Алаш», кандидат филологических наук Адилгазы Кайырбеков.

О том, из каких многообразных пластов состоит талант Мастера, можно судить по описанию Габитом Мсреповым своего появления на свет и первых дней жизни. Тут и глубинное уважение к национальной культуре, и толика юмора. «Год моего рождения установлен с точностью, можно сказать, астрономической. Причем, как это ни покажется странным, почти по теории относительности... Слепой на правый глаз конь был растерзан волками осенью, а позднее – в день весеннего равноденствия, разделяющий Год коровы и Год барса, – на свет появился я. Зима еще не уходила, весна не наступала. Был Наурыз...», - писал он, и продолжал: «…Если к году минувшему отнести рождение, то мне выходило владеть несметными богатствами и пройти свой путь в добре и довольстве. А может быть, лучше обладать силой и повадками барса, на которого мало кто рискнёт напасть первым? Забегая далеко вперёд, я должен сказать, что ни то, ни другое у меня не сбылось. Я не стал владетельным скотоводом. Не отрастил таких когтей и клыков, которые уберегли бы меня от нападок и неприятностей. Но всё это выяснилось значительно позже. А первый мой день не был отмечен никаким выдающимся событием в небольшом ауле на северной окраине казахской степи. Не произошло землетрясения, не случилось затмения луны или солнца. Не задул буран, который оставил бы след в памяти своей особой свирепостью. И даже собаки, вопреки обыкновению, не затевали драк из-за лакомых костей. Как я теперь понимаю, моему приходу в этот мир никто особо не радовался. Просто семья и без того многодетная увеличилась на одного мальчишку…»

То, с какой теплотой и уважением Габит Махмутович относился к своей большой и дружной семье, которой доводилось переживать одну невзгоду за другой, заслуживает отдельного внимания. Вот как он вспоминал о дочери своего дяди Ботпая: «Стоило ей взять домбру, и самые простые, давно всем известные мелодии таинственным образом обретали новую жизнь, будто впервые их слышишь… Я и сейчас могу услышать ее звучный, бархатный голос, закрыть глаза – и очутиться на берегу озера Кожабай… Теперь я вспоминаю, что тогда, пожалуй, мне впервые пришлось столкнуться, как остро может ранить чужой талант и насквозь пронзить чужой успех… Ботпай и Битима помогли мне увидеть, какую власть имеет над людьми искусство. Там, на берегу озера Кожабай, или в ауле, возле юрты Ботпая, люди становились лучше, чище, и если домбра, кобыз не могли мгновенно изменить их представлений о жизни, то все же два врага, разругавшиеся насмерть, могли сидеть рядом и слушать».

Впрочем, детство Габита Мусрепова не было безоблачным. Он рос в небогатой семье, которая, как и миллионы других, вынуждена была выживать, особенно, в годы сильного джута. Писатель вспоминает: «Наша семья была большая - шестнадцать человек. Но только четверо – работники. Все остальные – либо дети, либо старики… Трое взрослых ушли к чужим порогам, в батраки… наступила и моя очередь. Я попал к своим нагаши как раз во время уборки урожая и с утра до позднего вечера проводил в поле, учился вязать тугие снопы, гонял лошадей по кругу во время молотьбы… Лов рыбы тоже входил в обычай этого рода. Вместе с другими ребятами и пожилыми мужчинами я плел из камыша длинные, в два человеческих роста щиты. Мы долбили лед и перегораживали речку щитами...»

Впрочем, никакие невзгоды и жизненные лишения не сломили будущего писателя на пути к его цели получить образование.

«В обществе ягнят и козлят»

Первым учителем для мальчика стал сельский мулла. Впоследствии о тех временах писатель вспоминал с долей иронии: «Однажды под вечер собрались аксакалы всех аулов, чинно расселись на склоне холма неподалеку от берега, долго приветствовали друг друга, справлялись о здоровье, желали благоденствия. Наконец, когда все приличия были соблюдены, старики заговорили о том, ради чего собрались: как оплачивать муллу, которого приглашали для детей, для «ломки языка». Так называлось обучение письму, чтению и счёту. Полагается мулле за науку: корова с телёнком, установленные законам и обычаями религиозные приношения: кроме того по четвергам ученики должны приносить своему наставнику недельную мзду, соответственно достатку родителей и степени их уважения к мулле – не больше пяти копеек, но и не меньше двух. Проводить занятия решили по неделе в каждой семье. Родители по очереди предоставляют юрту под школу и содержат муллу, как подобает его сану. Мулла к нам приехал молодой, рассадил всех по возрасту, моложе меня никого не было, в ту пору мне исполнилось шесть лет. Поэтому в любой юрте моё место было у самого порога. В обществе ягнят и козлят…»

Позднее за взятку в шесть рублей (как вспоминал Мусрепов, это «четыре пуда рыбы, той самой рыбы, которую мне приходилось собирать по утрам, когда река дымилась от мороза») он попал в первый класс русского училища в соседнем ауле, где судьба свела его с его первым в жизни настоящем учителем. О том времени писатель всегда говорил с особым трепетом: «Бекет Утетлеуов. Это было настоящее счастье попасть в руки именно этого учителя. После уроков он рассказывал нам всякие увлекательные истории, которые расширяли наше представление о жизни. От него мы впервые услышали имя – Крылов. Он читал нам его басни в своих переводах, знакомил нас с произведениями Абая и Алтынсарина. Бекет заметил мою страсть к народному эпосу, к дастанам, и стал давать мне книги. Я их читал, потом пересказывал. Для меня, просидевшего в школе муллы два года, уроки в первом классе показались лёгкими. Многое я схватывал быстрее, чем мои товарищи.

- Мұғалым, я хочу вам сказать: Я уже первый класс закончил и хочу во второй. Букварь весь знаю, как числа складывать - знаю.

- Учишься ты и в самом деле хорошо, тут я ничего не могу возразить, - сказал учитель. - Но если хочешь стать человеком, никогда не будь доволен собой. Всегда говори сам себе: я мог бы сделать больше, чем сделал…

Часто я вспоминал слова учителя…»

Затем было обучение в Пресногорьковской школе, возвращение в родной аул, работа военкомом и милиционером и… и несбыточная мечта о получении высшего образования.

«Дорогу осилит идущий»

Мечтам Габита Мусрепова суждено было сбыться. Проводником в новый, неизведанный для него мир стал его друг и земляк – еще одна выдающаяся личность Сабит Муканов. Именно он «сагитировал» друга перебраться в Оренбург, на рабфак. «Что такое рабфак? Рабочий факультет. Туда принимают тех, для кого в прежние времена дорога к высшему образованию была закрыта», - вспоминал писатель.

Одухотворенный творческими победами Сакена Сейфуллина, у которого в Оренбурге квартировался Мусрепов, он признавался: «Я видел: жизнь, которая окружала меня с детства, которую я знал до мельчайших подробностей, может стать материалом литературы, если бы нашелся писатель, знающий ее столь же хорошо, как мы – степняки. И я с самонадеянностью молодости решил – мне, мне надлежит попробовать свои силы и сказать свое слово!»

С легкой руки тогда уже известного писателя Беимбета Майлина Габит Мусрепов получил путевку в большую литературную жизнь. Сказанные им молодому литератору слова «Пиши дальше», как не раз потом вспоминал Габит Махмутович, «меня преследовали, они не давали покоя. Они положили конец моим сомнениям».

Творческая стезя стала для Габита Мусрепова не просто возможностью для самореализации и профессионального роста, она стала для него синонимом самой жизни - того ребуса, который не каждому дано разгадать до конца, а потерпев поражение в этих изысканиях, не отчаяться. «То, что мне нравится в художественной литературе, это – определенная неясность, недосказанность, требующая продолжения, зачастую я хочу, чтобы читатель прочувствовал основную мысль уже при чтении следующей главы. Возможно, это устаревший прием... Писатели часто показывают последовательность, а мне это не нравится», - говорил он.

Но устаревших приемов и шаблонных подходов в творчестве Мусрепова не было. Он настолько многолик, что не возможно, не погружаясь в водоворот описываемых им событий, сразу понять кто он – соглядатай эпохи, наставник, философ?

В «Солдате из Казахстана» он изрекает: «Преждевременно дав права молодости, ты сам поторопишь свою старость», представая перед нами в образе убеленного сединами мыслителя, перенос его в «Пробужденный край», который во многом напоминает философское эссе: «Всякий труд имеет одно общее свойство — заложена в нем сила, которая без кнута гонит вперед. Но открывается это лишь тем, кто подходит к делу с интересом. Задень эту силу — и труд увлечет, работа загорится в руках, сам побежишь вперед. Если зубы болят — забудешь, с животом неладно — сам пройдет. Небольшое усилие и — опрокидываются горы. А вот если кто возьмется за работу вяло, заранее чувствуя себя обреченным, дело будет валиться из рук, вперед не подвинется. Такой труд тупит, убивает человека». В «Улпан ее имя» мы видим уже совсем другого Мусрепова, поборника национальной традиции и ее воспитателя. «Уважай своих так, чтобы чужие покой потеряли от зависти», «Ничего нет хуже недоделанного дела и недопеченного хлеба», «Верное слово, как стрела, поражает цель. А неверное – бьет в грудь того, кто его произнес».

К слову, к литературе Габит Махмутович до последних своих дней относился с великим почтением. Незадолго до кончины он оставил своего рода завещание всем тем, кто идет по творческому пути или только на него собирается ступить: «...Только бы не упустить теперь из виду, что без великой литературы и искусства нет величия и нации... От имени старшего поколения казахской литературы, фундамент которой закладывался не без моего участия... провожая меня в последний путь, вспомните это предсмертное мое пожелание».