Китайская инициатива «Один пояс и один путь» продолжает набирать мощь, попутно предоставляя Казахстану ещё больше возможностей для экономического развития. Общий приток инвестиций в нашу страну из Поднебесной составил 23 миллиарда долларов, которые направлены на модернизацию промышленности, создание новых производств, налаживание транспортной инфраструктуры и т.д.

Все эти результаты в конце августа обсуждались в рамках научной конференции, посвящённой десятилетию совместного строительства ОПОП. Её организовали в Международном центре приграничного сотрудничества «Хоргос» генеральное консульство КНР в Алматы и экспертный клуб «Один пояс и один путь». О том, с какими трудностями сталкивается мегапроект в условиях международной турбулентности, мы попросили рассказать одного из участников конференции – директора Центра политических исследований Института философии, политологии и религиоведения КН МНВО РК Айдара Амребаева.

Под политическим давлением

Судьба международных проектов взаимодействия государств в большой степени зависит от текущей геополитической ситуации в регионе и мире, политической воли их лидеров и рамок договоренностей. Последние представляют собой определённые «правила игры», по которым и реализуется сотрудничество. Иначе говоря, часто именно политика выходит на первый план, определяя не только те или иные направления экономических манипуляций, но и содержание, смысл социально-экономического процесса в целом. И от того, какие риски и возможности вносит геополитика, соблюдаются ли политические «правила игры», насколько устойчивым и иерархически целесообразным является определённый таким образом порядок принятия решений, зависит и эффективность тех или иных международных инициатив.

В нашем случае политический дискурс возможности участия/неучастия, глубина и содержание восприятия той или иной страной международной инициативы «Пояс и путь» тоже испытывают на себе давление политических обстоятельств. И я считаю это важным аспектом, который позволяет понять, почему некоторые участники данной инициативы принимают на себя лишь определённую долю ответственности за исполнение взятых на себя обязательств, а иногда и вовсе воздерживаются от отдельных проектов, считая их рисковыми или неважными, несмотря на рассчитанную совместно логику рациональности.

10-летний опыт инициативы «Пояс и путь» показывает сложность и противоречивость строительства взаимно согласованного и стабильного на долгие годы общего видения сотрудничества, не говоря уже об устойчивости и предсказуемости построения эффективных транспортных коридоров, связывающих потенциально значимые рынки. К примеру, сегодня мы вынуждены делать серьёзные коррективы в этом вопросе с учётом складывающейся ситуации на украинско-российском театре военных действий, да и в целом в связи с конфронтационным режимом взаимодействия России и Запада, определенного «поля напряжения» между ведущими игроками современного мира - США и КНР.

Но разве мы предполагали в 2013 году, когда стартовал ОПОП, что сотрудничество Востока и Запада настолько осложнится? Ведь, по большому счёту, континентальный коридор «Экономического пояса Шелкового пути», как он тогда назывался, должен был соединить динамично развивающуюся китайскую экономику с растущим рынком потребления Европейского Союза, способствуя формированию взаимосвязанного пояса развития для всех, кто присоединится к этому глобальному по своим масштабам проекту. Более того, модернизация экономической инфраструктуры развивающихся рынков и коммуникаций было на руку развитым экономикам Запада. Тем более что Китай брал на себя «заботу» об этой самой модернизации в рамках своей инициативы «Пояс и путь».

Навстречу друг другу

Сегодня состояние отношений Китая и Запада тоже претерпевает серьёзный вызов, требующий от политиков особого искусства компромисса при определении новой конфигурации «Пояса и пути». Можно сказать так: на начальном этапе считалось, что Запад заинтересован во взаимодействии с Китаем в той же степени, как и Китаю был интересен Запад с его рынком потребления и передовыми технологиями. Строительство ОПОП тогда основывалось на вполне прагматичной основе коннективности: основанные западными компаниями производственные мощности Китая создавали единую цепочку взаимосвязи, удовлетворяя высокие социальные стандарты жизни западных обществ. При этом политическая комплиментарность Европы к Китаю поддерживала рыночный интерес, стимулируя растущую предпринимательскую инициативу как в Поднебесной, так и в других странах, вовлечённых в данный проект. Например, не секрет, что для государств центрально-азиатского региона Китай явился драйвером экономического развития после постсоветского дезинтеграционного кризиса 1990-х годов, когда разрушенные экономические связи вследствие распада СССР привели к оскудению их рынков и повальному дефициту.

Наш крупнейший сосед тогда переживал бурный экономический рост, особенно в восточных прибрежных провинциях, и одной из насущных задач дальнейшего экономического развития стало устранение диспропорций, в том числе неравномерного развития регионов Китая. В этом контексте особую актуальность приобрела задача пропорционального развития западных районов КНР, что предполагало, прежде всего, планомерное и ускоренное развитие Синьцзян-Уйгурского автономного района. В этой связи в 1999 году была провозглашена «Стратегия масштабного освоения западных районов». Основные её направления – социально-экономическое выравнивание регионов, решение демографической̆ проблемы Китая за счёт массового переселения людей из избыточно густонаселенных районов в западные, форсированное освоение там богатых природных ресурсов, расширение геополитических интересов посредством установления благоприятных политических контактов с соседними странами, создающими возможности для динамичного экономического сотрудничества. Эта стратегия получила символическое название «Путь на запад». В итоге поставленная задача была успешно решена, свидетельством чему стал в том числе проект Международного центра приграничного сотрудничества «Хоргос» - Восточные Ворота.

Полагаю, стратегически выверенная внешнеэкономическая инициатива председателя КНР Си Цзиньпина по налаживанию континентального «Экономического пояса Шелкового пути» явилась логическим продолжением успешного продвижения реформ на западе страны, модернизации инфраструктуры и создания транспортно-логистического хаба в СУАР. Таким образом, в самом Китае были созданы объективные возможности для открытия энергичного потенциала экономического развития вовне, в том числе для реализации «Пояса и пути» в его современном звучании. В частности, для стран Центральной Азии, как я уже отметил, данная инициатива стала хорошим импульсом к модернизации национальных экономик и движения навстречу друг другу в целях становления взаимосвязанного и состоятельного регионального общего рынка, политическая подоплёка которого сегодня шаг за шагом объединяет наши дружественные народы. Как следствие, выстраиваемый интеграционный политический дискурс в регионе всё больше набирает силу и становится доминирующим.

Разными путями

К сожалению, другие внешние по отношению к Центральной Азии международные проекты в силу тех или иных обстоятельств не сумели сыграть такую же конструктивную роль. Я имею в виду проект Таможенного союза и в дальнейшем Евразийского экономического союза. Ни для кого не является тайной, что на начальном этапе он задумывался как своего рода ограничитель, «заслон экономической экспансии Китая на постсоветском пространстве», однако вскоре было решено адаптировать его к новой реальности. Соглашение о так называемом сопряжении ЕАЭС с инициативой налаживания «Экономического пояса Шелкового пути» было подписано лидерами КНР и РФ в мае 2015 года, то есть спустя год после вступления в силу Договора о создании ЕАЭС. Причем в подписании данного соглашения другие страны-участницы евразийской экономической интеграции не участвовали. К «проекту сопряжения» они присоединились позднее. Это была договоренность двух ключевых «игроков» - России и Китая. Вот так последовательно выстраивалась линия политического взаимодействия двух великих держав.

Впрочем, страны Центральной Азии сумели найти различные пути более тесного сотрудничества с Китаем в рамках «Пояса и пути», не ограничиваясь стратегией сопряжения. В частности, Казахстан рассматривал разнообразные форматы взаимодействия, диверсифицируя нефте- и газопроводы с запада РК в КНР, расширяя торгово-экономические связи, привлекая инвестиции восточного соседа, принимая программу индустриального сотрудничества по так называемому «переносу» 52 предприятий, а на деле строительству целого ряда совместных новых промышленных объектов на своей территории.

Таким образом, сотрудничество с Китаем у России и Казахстана в рамках «Пояса и пути» было разным, с различной политической мотивацией. Россия пыталась сохранить свою нейтральность к данному проекту, фокусируя внимание на удержании эксклюзивного влияния в Центральной Азии. А Казахстан в числе первых безусловно поддержал его и разработал национальную дорожную карту «Нурлы Жол» (Светлый Путь), стремясь использовать инвестиционный и инфраструктурный потенциал КНР в качестве контрбаланса влиянию Запада и России. Да, у последних вызывает определенное раздражение многовекторный политический дискурс Казахстана, однако именно он позволяет в современных условиях (после событий 24 февраля 2022 года) удерживать устойчивость отношений со всеми актуальными векторами, воздерживаясь от участия на той или иной стороне конфронтации.

Тактика лавирования

Сегодня мы видим достаточно жёсткую картину, когда политика компромисса уступила место политике подозрений, ограничений (санкций) и даже торговых войн между странами. Это совершенно иной формат взаимодействия и иной фон реализации инициативы «Пояса и пути», нежели 10 лет назад. Экономическим субъектам приходится принимать в расчёт фактор политических рисков в большей степени, чем прежде. Более того, они теперь детерминируют формат сотрудничества в плане экономики проектов, планирования бюджета, расчета рентабельности, сроков окупаемости и политической целесообразности освоения тех или иных рыночных ниш. ОПОП обретает черты геополитического проекта, презентации Китаем своих, теперь уже глобальных, амбиций и возможностей, места и роли не только в мировой экономике, но и в мировой политике. И соответственно этому его противники выстраивают «политические редуты» нейтрализации растущего международного влияния Поднебесной...

Странам же, лежащим вдоль «Пояса и пути», приходится искусно лавировать, вести более тонкую политическую игру для того, чтобы сохранить свои национальные интересы в условиях нового политического дискурса. Понятно, что «российский кейс» сегодняшнего международного позиционирования в формате «осаждённой крепости» требует от традиционных партнеров РФ серьёзного напряжения при формировании «мобилизационной экономики» нового типа с ориентиром на защиту собственных рынков и экономический протекционизм. И это в общем-то осложняет международное экономическое сотрудничество. Но, думается, партнеры Казахстана должны ясно понимать его политическое позиционирование в отношении России, вызовы и риски, связанные с совместным сотрудничеством с ней на данном этапе. Как, впрочем, и позиционирование в отношении Запада.

На прошедшем в Сиане весной этого года форуме это выразилось, например, в актуализации для Казахстана срединного Транскаспийского международного транспортного маршрута (ТМТМ) в обход России. Полагаю, как для нашей страны, так и для Китая в условиях международной турбулентности в Евразии становится архиважной задача сохранения экономического суверенитета и возможностей участия в мировой торговле без ограничений с учётом потенциальной угрозы введения вторичных санкций со стороны Запада. Очевидно, мы сейчас должны думать не об увеличении валовых показателей экономического сотрудничества в рамках «Пояса и пути», а о качестве взаимных инвестиций и других проектов, позволяющих усиливать функциональную мощь наших экономик в условиях неблагоприятной мировой экономической конъюнктуры.