Считается, что в Казахстане нет реальной оппозиции, хотя это как бы нонсенс для современного государства, которое позиционирует себя как демократическое и в котором к тому же достаточно высок уровень протестности – благодатной почвы для появления альтернативных политических сил. Что опасно в такой ситуации, так это заполнение свободной ниши различными движениями деструктивного и даже экстремистского толка, под влияние которых попадают граждане, не находящие выхода своему социальному недовольству. Учитывая эти риски, мы задались вопросом: есть ли в Казахстане радикальная оппозиция, возникшая на фоне отсутствия оппозиции конструктивной? И если да, то кем она представлена, какие у нее лозунги, задачи и перспективы? Слово экспертам.

Андрей Чеботарев, политолог, директор Центра актуальных исследований «Альтернатива»:

«Их вольно или невольно вынуждают радикализироваться»

- Радикальной принято считать оппозицию, которая использует насильственные формы и методы деятельности. Например, движение «Талибан» в Афганистане до взятия власти в свои руки было радикальной, а точнее вооруженной оппозицией. В Казахстане под такое определение могли бы попасть, в частности, приверженцы так называемого «чистого ислама». По крайней мере, те из них, которых называют джихадистами и которые ведут деятельность экстремистского характера. Однако у этих людей нет каких-то четко обозначенных политических целей и ориентиров, а также единой организации или координирующего центра, от имени которых они бы выступали.

К тому же в большинстве своем они не связаны друг с другом. Одни из них ориентируются на зарубежные и запрещенные в Казахстане экстремистские структуры типа «Хизб-ут-Тахрир», «Таблиги джамагат», «Исламское государство» и т.д. Другие же вообще продвигают непонятно чьи идеи и ценности. Для кого-то это просто вопросы религии и образа жизни, а кто-то нацелен именно на борьбу с «неверными», относя к таковым и всю систему действующей власти. Но при этом в их противозаконных действиях зачастую трудно провести четкую грань между «актами джихада» и обычными криминальными преступлениями. В глазах ни властей, ни значительной части общества, включая многих мусульман, радикально настроенные исламисты не являются политической силой с альтернативной повесткой. Поэтому считать их именно оппозицией не следует.

Что касается таких объединений, как Демпартия, «El Tiregi», «Көше партиясы» и т.д., то к ним применимо определение «непримиримая оппозиция». Такая оппозиция максимально отвергает официальный курс, выступает за кардинальное преобразование политической системы и занимает достаточно жесткую позицию по отношению к властям. Самое большее, что позволяют себе представляющие ее люди и объединения, – это проведение несогласованных митингов и иных акций протеста и небольшие стычки с полицией, пытающейся эти акции прекратить. Однако к реальному радикализму все это никакого отношения не имеет.

Вместе с тем, наша власть опасается, что подобные акции протеста в случае массового характера могут быть использованы их организаторами для ее свержения, как это было в Кыргызстане и Украине. Особенно ее в связи с этим напрягают Мухтар Аблязов и его сторонники. Кстати, небезосновательно, если учесть призывы Аблязова из-за рубежа не просто к проведению в Казахстане массовых акций протеста, но и к захвату зданий госорганов. То есть, с его стороны политический радикализм проявляется хотя бы на уровне призывов. В связи с этим воссозданное им движение «Демократический выбор Казахстана» (ДВК) в 2018 году было признано в судебном порядке экстремистской организацией с запретом ее деятельности в республике. А в 2020 году аналогичная участь постигла «Көше партиясы», которую власти посчитали вторым ДВК. Хотя у этого объединения нет какой-либо политической программы и явных лидеров, а его активисты в большинстве своем неизвестны широкой общественности. В основном эти люди участвуют в различных акциях протеста, преимущественно несогласованных. Однако само по себе это не является основанием считать их деятельность экстремистской.

В целом в политической жизни Казахстана радикальной оппозиции сейчас нет. В то же время, не давая возможности своим оппонентам зарегистрировать созданные ими партии и движения, власть сама вынуждает их действовать неформально и полулегально, а также проводить различные акции протеста. Чем, кстати, в последнее время и занимаются активно инициаторы создания Демпартии и «El Tiregi». Насколько далеко они могут зайти в своих действиях, сказать трудно. Но то, что их вольно или невольно вынуждают радикализироваться, - это факт. Так что для властей было бы лучше направить деятельность своих оппонентов в правовое поле, чем получить хотя бы небольшую «войну» с их стороны.

Амиржан Косанов, политик и общественный деятель:

«Не всякая принципиальность – радикализм. И наоборот»

Сначала о самом определении. Обычно под радикализмом подразумевают крайнюю, бескомпромиссную приверженность каким-либо взглядам, концепциям, идеологическую (также и политическую) непримиримость. В нашей ситуации я бы добавил и такие критерии, как практический радикализм (в смысле действий вне закона) и отказ от любой формы диалога с оппонирующей стороной. Приверженцы подобных взглядов в Казахстане, как, впрочем, и в любой другой стране, были, есть и будут. Таковы законы жанра и плюрализма.

Вспомним КПК (Серикболсын Абдильдин) и нашу партию РНПК (Акежан Кажегельдин, Газиз Алдамжаров, ваш покорный слуга). Радикальным стало в свое время и крыло ДВК (Мухтар Аблязов, Галымжан Жакиянов). В этот же ряд можно занести и незарегистрированную партию «Алга» (тот же Аблязов), ряд других организаций, которые ранее жестко оппонировали власти, выдвигая радикальные (иногда пусть и верные, но в то же время, учитывая существовавшие реалии, невыполнимые в конкретный отрезок времени) требования по смене режима.

Кстати, радикалы в разные периоды демонстрировали способность к диалогу. Скажем, в свое время РНПК участвовала в публичных формах сотрудничества с властью – например, в работе «круглого стола» ОБСЕ и ЦИК РК по вопросам изменения выборного законодательства. Радикалы также участвовали (или изъявляли такое желание) в выборах, тем самым легитимизируя власть – ведь, как известно, в глазах части современных радикалов такой шаг является чуть ли не предательством идеалов оппозиции.

Кстати, в те времена, несмотря на жесткие репрессивные действия в отношении своих критиков, власть все же регистрировала такие организации и давала им возможность действовать в правовом поле (хотя, повторюсь, против отдельных персон применялись различные методы преследований: от неправедных судов до акций устрашения и провокаций). Уверен, что причиной такого «регистрационного либерализма» было не наличие в стане власти демократически настроенных фигур, а желание председательствовать в ОБСЕ в 2010 году. То есть накануне этой даты власть просто была вынуждена терпеть оппозицию. Что было после – вы сами знаете.

У нас порой происходит подмена понятий: принципиальность и последовательность в отстаивании общедемократических ценностей путают с «радикализмом». И, видимо, по этой причине власть не регистрирует такие организации, опасаясь их открытых призывов к ее свержению. В то же время любой инициатор создания радикально настроенной организации и радикальных действий в виде неразрешенных митингов и шествий должен понимать свою долю персональной политической ответственности за возможные последствия и человеческие жертвы. Ведь власть не будет стоять в стороне, у нее есть свои законы и необходимые средства для подавления подобных выступлений.

К тому же руками подконтрольных судов эти организации можно обвинить даже в самых страшных преступлениях – например, в терроризме. Таким образом, негативное отношение власти к конкретным персонам сказывается на реализации гражданами их конституционного права на свободу собраний и организаций.

Знаю, что в стране есть ряд инициатив по созданию объединений, которые готовы последовательно отстаивать общедемократические ценности и в то же время действовать в рамках существующего правового поля (которое, кстати, они и хотят изменить). Их не регистрируют, выставляя вместо них в роли оппозиции давних и проверенных сателлитов «Нур Отана». Полностью отвергая такие инициативы, власть сама вынуждает своих оппонентов выходить за пределы закона и действовать неправовыми методами. Такая практика еще больше радикализует протестные настроения и чревата опасными для стабильности общества последствиями. Ведь от политического радикализма недалеко и до религиозного, трайбалистского и сепаратистского радикализма. Этот фактор могут использовать как внутренние, так и внешние силы.

Одним словом, чем радикальнее сама власть в отношении демократически настроенных граждан, чем жестче она подавляет их права и свободы, тем более радикальным становится общество, реагируя на такое к себе отношение. Добавьте сюда падение уровня жизни граждан в условиях перманентного кризиса и пандемии. Так что радикализм имеет у нас свои причины и последователей. И с каждым днем их становится больше.

В то же время радикально настроенные инициаторы создания таких объединений подвержены извечной «детской болезни левизны» казахстанской оппозиции, именуемой «вождизмом». Мы проходили такие этапы в различные периоды, когда де-юре коллеги оказывались де-факто конкурентами и вели друг против друга информационные войны в подконтрольных им СМИ, обмениваясь обвинениями в немыслимых грехах. Новоявленные «наполеоны» выставляли себя единственными оппозиционными «мессиями», игнорируя другие, не менее достойные силы и персоны. Иногда складывалось ощущение, что сама власть рулила этим процессом и этими чересчур амбициозными деятелями, их руками и устами вбивая клин в ряды демократических сил. В результате был нанесен непоправимый ущерб единству оппозиции и общему делу. Впрочем, подобное происходит и сегодня.