«Вопрос создания отдельного государственного органа по управлению водными ресурсами в настоящее время не рассматривается», - так совсем недавно премьер-министр Аскар Мамин ответил на обращение членов фракции «Народной партии Казахстана» (бывших «народных коммунистов») в мажилисе. Разумеется, депутаты в данном случае выступали не только и не столько от своего имени – на протяжении всех последних лет создать отдельное министерство или, в крайнем случае, агентство не раз предлагали специалисты водного хозяйства.

Внешняя зависимость

Подобные инициативы применительно к самым разным отраслям у нас появляются довольно часто. Возникает какая-то крупная проблема – и звучит призыв открыть для ее решения министерство. Это уже стало настолько обыденным, что порой даже начинает раздражать. В том числе, возможно, и людей во власти. Понятно, что представители любой отрасли именно ее, свою отрасль, считают наиболее важной, приоритетной, требующей повышенного внимания со стороны государства и соответственно нуждающейся в создании самостоятельного ведомства с высоким статусом. Но обычно не могут убедительно обосновать свое предложение и, как следствие, получают стандартно-дежурный, хотя и вежливый, отказ.

На месте водников и тех, кто выступает от их имени с парламентской трибуны, я бы привел вовсе не те аргументы, которые изложены в упомянутом депутатском запросе на имя премьер-министра (по большому счету, это даже и не аргументы), а совершенно другие. И, прежде всего, такой.

От кого зависит обеспечение, например, энергетической безопасности страны? Наверное, почти на 100 процентов от нас самих. Если возникнет необходимость, то можно пойти на создание новых мощностей, включая те же атомные электростанции. А энергоносителей у нас на многие поколения хватит. От кого зависит экологическая безопасность? Да, в некоторой степени от внешних обстоятельств, но преимущественно опять же от нас самих – можно закрыть вредные производства, перевести все автомобили на газ, организовать по всей стране лесопосадки и т.д. То же самое с индустрией, транспортом, цифровизацией, образованием, культурой и многими другими сферами жизни – практически все существующие в них проблемы мы в состоянии решить сами, если приложим умение и старание.

А вот с водой обстоит иначе. Дополнительный речной сток взять неоткуда (его не создашь и не купишь), количество осадков зависит сугубо от прихотей «небесной канцелярии», запасы подземных водных источников формируются без нашего участия. Словом, что дала природа, тем и придется довольствоваться. И если на полезные ископаемые она в отношении казахской земли расщедрилась, то на воду явно поскупилась.

Казахстан, занимая 9-е место среди всех стран по площади территории, идет лишь 66-м на планете по объему возобновляемых водных ресурсов. В сопоставлении с количеством населения (64-я позиция в мире) наше положение выглядит вроде бы относительно благополучным, но проблема в том, что почти половина всех этих ресурсов поступает из сопредельных стран – Китая, Кыргызстана, Узбекистана, России. То есть, в плане обеспечения водной безопасности мы в значительной степени зависим от других государств. Причем эта зависимость со временем, скорее всего, будет только нарастать.

Не по-соседски

Взять, например, Сырдарью. Вода по этой реке поступает к нам из Кыргызстана через Таджикистан и Узбекистан. Последний является самым крупным ее потребителем в регионе, но уже сегодня хочет забирать больше. За последние тридцать лет население республики увеличилось с 21 до 34-х миллионов, то есть более чем в полтора раза, и продолжает быстро расти. На селе, которое, главным образом, и обеспечивает демографический прирост, люди нуждаются в работе и продовольствии, которые может дать только орошаемое земледелие.

Если завтра в Афганистане установится мирная жизнь и дехкане вернутся к возделыванию сельхозкультур, начнут забирать воду из Пянджа, строить каналы, то существенно сократится его приток в Амударью, а значит, и на территорию Узбекистана. Сейчас власти республики ведут с Россией переговоры о предоставлении пока нескольких десятков тысяч, а в перспективе до миллиона гектаров земли в аренду узбекским земледельцам. Все это свидетельствует о том, что наши соседи остро нуждаются в дополнительных водно-земельных ресурсах, и нам следует быть готовыми к тому, что завтра они могут ужесточить свою позицию в вопросах вододеления.

Аналогичной является ситуация и в отношении речного стока, поступающего (пока) в Казахстан из Китая. Свою особую политику в водной сфере проводит Кыргызстан, от которого мы тоже сильно зависим, – он под свои нужды переориентировал режим работы водохранилищ, а значит, и режим попусков по Сырдарье, там то и дело педалируется вопрос о праве республики продавать воду странам, расположенным ниже по течению, о компенсациях…

Такое положение дел и порождает мысли о необходимости создания в Казахстане государственного органа, способного на равных вести переговоры с соседями, наделенного достаточными полномочиями для отстаивания наших национальных интересов. Ныне существующий Комитет по водным ресурсам к таковым явно не относится, а у экологического министерства с длинным названием, в состав которого он входит, слишком много направлений деятельности, и вода – лишь одна из них. Кстати, водные ресурсы гораздо ближе к Минсельхозу, поскольку примерно 80 процентов их используется в сельском хозяйстве. Именно между этими двумя ведомствами – аграрным и экологическим – названный комитет кочевал на протяжении предыдущих лет (после того, как прекратил свое существование Минводхоз Казахской ССР, а затем и Государственный комитет по водным ресурсам уже независимого Казахстана). Но так и не стал нигде родным. 

К тому же почему-то главой Минэкологии время назначают нефтяников. Сможет ли такой руководитель на равных, компетентно обсуждать проблемы, касающиеся стока Сырдарьи, например, с узбекским министром водного хозяйства, который и соответствующее высшее образование получил, и все ступени в этой отрасли прошел (был гидротехником, занимался управлением водными ресурсами на уровне района, области, республики)? Ну, если не водника, то хотя бы человека, обладающего дипломатическими способностями, знающего, как с пользой для страны вести переговоры, наверное, можно найти.

А если не хочется создавать отдельный Минводхоз, то давайте как-то иначе отстаивать интересы Казахстана, добиваться справедливого распределения речного стока. Допустим, посредством повышения статуса Международного фонда спасения Арала и наделения его полномочиями, присущими наднациональному органу. По большому счету, в 1993-м президенты пяти центрально-азиатских стран учредили МФСА не для спасения Арала – все понимали, что это невозможно. Просто такое название выглядело трагически-красивым, способным привлечь внимание мировой общественности и зарубежных спонсоров.

Создана же была эта межгосударственная структура, в первую очередь, для того, чтобы закрепить и пролонгировать те принципы и механизмы вододеления, которые действовали в советское время, – во избежание возможных конфликтов. Но чтобы МФСА и подчиненная ему Межгосударственная координационная водохозяйственная комиссия (МКВК) могли полноценно выполнять эту задачу в нынешних условиях, необходимо на уровне первых руководителей стран принять решение о наделении их соответствующими статусом и функциями, провести это решение через процедуру ратификации парламентами. Сложно будет договориться и осуществить такой шаг? Конечно. Однако рано или поздно создание некоего наднационального органа для регулирования водных вопросов (неважно, будет он называться МФСА, МКВК или как-то еще) может стать необходимостью.

Бессильный комитет

Впрочем, вернёмся к Минводхозу. В Узбекистане он был возрожден три года назад, уже при новом президенте Шавкате Мирзиёеве, а до этого существовало объединенное Министерство сельского и водного хозяйства. В нынешнем Минводхозе есть с десяток управлений (видимо, равных по статусу нашим комитетам, поскольку последних там нет) – водопользования, стратегического планирования, внедрения водосберегающих технологий и инновационных проектов, эксплуатации гидротехнических сооружений, механизации водного хозяйства, цифровых технологий, трансграничных водных вопросов, даже подготовки кадров и профильных образовательных учреждений…

Уже сам перечень управлений свидетельствует о том, сколь широким является поле деятельности министерства и сколь много важных направлений существует в этой отрасли. А у нас за неё, отрасль, отвечает один небольшой комитет, который, понятное дело, просто не в состоянии всё охватить. И отсюда провалы то на одном направлении, то на другом.

Например, мы даже не знаем точно, сколько воды и какого качества поступает на территорию Казахстана из сопредельных стран, в том числе из Узбекистана, поскольку на границе нет нормальных гидропостов, измерительного оборудования. Один только факт. В начале июня нынешнего года тогдашний министр экологии РК Магзум Мирзагалиев гордо доложил о том, что удалось договориться с Таджикистаном о дополнительных попусках в низовья Сырдарьи 315 миллионов кубометров. Но кто-нибудь проконтролировал, какой объём на самом деле поступил? Знающие люди утверждают, что пришло даже чуть больше, однако это не совсем та вода, которую выделили таджики. Дело в том, что её использовали на территории Узбекистана, после чего перенаправили нам уже сброшенную с полей – так называемую оборотную, другого качества, с повышенной минерализацией и, возможно, сдобренную остатками химикатов.

Мы верим на слово нашим соседям, когда они предоставляют данные об объёмах, накопленных в Токтогульском и других водохранилищах в верхнем и нижнем течении Сырдарьи, а какова ситуация на самом деле – не знаем. Мы не занимаемся всерьёз стратегическим прогнозированием и планированием применительно к водным ресурсам. Мы даже не можем (или не проявляем желания) как следует просчитать, что будет через год, через несколько месяцев, и, как следствие, начинаем бить тревогу по поводу возможной нехватки воды на орошение буквально накануне старта поливного сезона, когда, образно говоря, «уже поздно пить боржоми». После чего лихорадочно ищем пути решения проблемы.

В начале ноября прошлого года Мирзагалиев сообщил, что министерство разработало проект государственной программы по управлению водными ресурсами на 2021-2030 годы, что будет подготовлена концепция нового Водного кодекса и закона «О безопасности гидротехнических сооружений». Миновал уже ровно год, и где все эти документы? Кстати, законопроект о безопасности ГТС был написан ещё в 2008-м, но тогда правительство сочло целесообразным включить его положения в виде поправок в Водный кодекс, не принимая отдельного закона. Однако после разрушительного прорыва плотины в Кызылагаше в 2010-м (45 погибших, в том числе дети, сотни уничтоженных домов) и ряда других ЧП на водных объектах необходимость такого закона стала очевидной. Тем не менее, эпопея с его разработкой и принятием тянется до сих пор.

Остро стоит проблема с обводнением пастбищ, организацией водопоя скота, что стало одной из главных причин гибели и истощения животных весной нынешнего года (скотоводы вынуждены пасти их на ограниченных пастбищных участках – только там, где есть водопой). Пора серьёзно заняться изучением запасов и качества подземных вод, особенно в тех районах, где добывают нефть, уран, другие полезные ископаемые. По-прежнему немало сельских населенных пунктов не имеют доступа к чистой питьевой воде. Перечислять все болевые точки и останавливаться на них более подробно не позволяет ограниченность газетной площади – как-нибудь мы еще вернемся к ним.

Справится ли с решением такого количества жизненно важных проблем Комитет по водным ресурсам в его нынешнем виде? Или же все-таки назрела необходимость в создании отдельного ведомства?

Историческая справка

Народный комиссариат водного хозяйства Казахской ССР был образован 15 февраля 1940 года. Первым его руководителем стал Ашимбек Бектасов.

В 1946 году народные комиссариаты стали называться министерствами, и в тот период Минводхоз на протяжении пяти лет, до 1951 года, возглавлял Исмаил Юсупов, будущий первый секретарь ЦК Компартии Казахстана.

В 1953 году было создано объединенное Министерство сельского хозяйства и заготовок, в состав которого вошло Главное управление водного хозяйства.

В 1960 году снова было организовано отдельное Министерство мелиорации и водного хозяйства, которое просуществовало ровно тридцать лет, до 1990 года.

В 1980-х, когда им руководил Нариман Кипшакбаев, в системе ведомства работали более 40 тысяч человек, в том числе 11 тысяч специалистов водной отрасли. При Минводхозе был Главк по строительству «Казглавводстрой» с многочисленными трестами, ПМК, автобазами. Кадры для отрасли готовил Джамбулский гидромелиоративно-строительный институт с филиалом в Кзыл-Орде.

В 1990 году министерство было реорганизовано в Государственный комитет по водным ресурсам, который тоже имел статус самостоятельного госоргана в составе правительства. Но в конце 1995 года его упразднили.