В ближайшие дни в Казахстане пройдут события, способные привлечь внимание мировых СМИ. Одно из них – визит председателя КНР, который состоится в самый разгар геополитического кризиса, охватившего планету. В этой связи мы решили снова пригласить к разговору директора Центра изучения Китая и Центральной Азии «Синопсис» Руслана Изимова, чтобы спрогнозировать, с чем конкретно едет к нам китайский лидер, а также понять, как развиваются отношения Казахстана с большим соседом.

Избегая провокаций

- Пока известно лишь то, что это будет первая зарубежная поездка Си Цзиньпина с начала пандемии. Как вы думаете, почему в этом качестве была выбрана именно наша страна?

- Выбор Казахстана в качестве первой страны, куда Си Цзиньпин направился после длительного перерыва, да ещё и в преддверии 20-го съезда китайской Компартии, можно объяснить несколькими обстоятельствами. Во-первых, градус противостояния КНР и США был беспрецедентно повышен в ходе инцидента с визитом американского конгрессмена Нэнси Пэлоси в Тайвань в начале августе. В Пекине понимают, что подобные провокации со стороны Вашингтона будут повторяться, и их цель – вынудить Китай на какие-то конкретные шаги. Очевидно, в этой связи США будут пересматривать свою позицию по договоренностям с КНР, заключённым в трех коммюнике 1970-80-х годов.

В идеале США рассчитывают на то, что Китай повторит ошибку России, решив начать военные действия против Тайваня. Хотя в самом Пекине именно этого и опасаются – как бы не совершить поспешный шаг и не ввязаться в вялотекущую войну, которая больно ударит по китайской экономике. А это значит, что в ближайшее время вокруг острова продолжится военно-политический кризис, который будет сопровождаться военными провокациями. В ответ КНР усилит санкционное давление на Тайвань. При этом китайско-американское противостояние всё сильнее будет отражаться на других регионах, в том числе и Центральной Азии.

Кроме того, достаточно сдержанная позиция Пекина в ходе инцидента вокруг Тайваня вызвала неоднозначные оценки в самом Китае. Некоторые граждане обвинили правительство в проявлении слабости. Нужно учесть, что в КНР национализм обретает огромные масштабы, и население страны ждёт от руководства более решительных действий. В этом контексте не исключено, что визит в Казахстан и участие в саммите ШОС в Узбекистане нужны Си Цзиньпину для того, чтобы озвучить более жёсткие заявления и месседжи в адрес мирового сообщества.

Во-вторых, военная операция России выходит из-под контроля и рискует перерасти в более масштабные военные действия, в том числе и за пределами территории Украины. В этой ситуации стратегические интересы Китая заключаются в том, чтобы не допустить двух противоположных сценариев – критического ослабления Москвы и, наоборот, продолжения её военной агрессии в других направлениях, в первую очередь, в ЦА.

В-третьих, Си Цзиньпин не совершал зарубежные визиты с начала пандемии, то есть уже более двух лет. По прагматическим соображениям он не может выбрать в качестве первого маршрута поездки российский, поскольку КНР пока не желает втягиваться в полноценную конфронтацию с Западом и оставляет себе поле для манёвра. С учётом этих обстоятельств поездка в Центральную Азию представляется наиболее приемлемым вариантом для китайского руководства.

Плюс на полях саммита ШОС у китайского лидера будет возможность провести встречу с российским президентом и обсудить текущую ситуацию в Украине. Здесь стоит подчеркнуть, что Пекин открыто выступает за скорейшее прекращение войны, которая уже никому не выгодна. Ну и, наконец, совершив визит в Центральную Азию, Си Цзиньпин в очередной раз продемонстрирует значимость этого региона для китайской дипломатии.

В борьбе за ЦА

- Чего лично вы ждёте от этого визита?

- Думаю, предстоящий визит Си Цзиньпина в Казахстан будет таким же знаменательным, как и девять лет назад. Напомню, в марте 2013-го он только вступил в должность председателя КНР, а уже в сентябре совершил турне по странам Центральной Азии. Тогда важно было предложить новое видение внешнеэкономической деятельности Китая, которое позволило бы кардинально изменить его роль в мире. И этим видением стал Экономический пояс Шёлкового пути, который был презентован в «Назарбаев университете». Впоследствии название инициативы сменили на «Один пояс – один путь».

Полагаю, что, как и в 2013 году, Си Цзиньпин в столице Казахстана раскроет новые планы КНР применительно к Центральной Азии. Для этого есть все основания. Во-первых, за последние два-три года во всех странах региона, кроме Туркменистана, произошли внутриполитические кризисы с человеческими жертвами. А это уже не отвечает главной задаче Китая в ЦА – сохранению стабильности на соседней с СУАР территории. Все-таки самая опасная сейчас для Пекина угроза – это угроза безопасности «неспокойной провинции», как китайцы называют Синьцзян. Поэтому вполне можно ожидать, что восточный сосед будет пытаться оказать содействие в обеспечении внутренней стабильности в Казахстане и других странах региона. К слову, во время трагических январских событий китайские власти уже предлагали нам свою помощь в наведении правопорядка.

Во-вторых, значимость Центральной Азии в условиях открытой конфронтации в треугольнике «Россия-США-Китай» кратно возрастает. РФ сильно просчиталась в Украине, подверглась масштабной изоляции и, как следствие, предпринимает попытки усилить своё влияние в ЦА, параллельно используя территории наших стран для обхода международных санкций. На фоне войны в Украине Запад тоже стал уделять больше внимание нашему региону, еще активнее продвигая демократические ценности, стимулируя гражданское общество и придавая новый импульс деятельности многочисленных НПО.

Поэтому Китай, который за время пандемии несколько ослабил свои позиции в Центральной Азии, предпринимает шаги с целью вернуть и преумножить прежний уровень влияния на неё. К примеру, мы уже слышим, что возобновляются авиасообщения между крупными городами РК и КНР, растёт двусторонний товарооборот. Если по итогам прошлого года он увеличился на 15,2 процента до 18,2 млрд. долларов, то за первые шесть месяцев 2022-го составил 11,26 миллиарда долларов.

Ответная реакция

- В нашей стране никуда не делись и даже усилились антикитайские настроения. Как на них реагируют в КНР? И каким образом они отражаются на казахстанско-китайских отношениях?

- Да, определенный уровень синофобии у нас сохраняется. Причем некоторая часть граждан и представителей госорганов считает, что она «ущербная» или даже «выгодная». Но я с такими формулировками не согласен, поскольку любая фобия – не благо, и от неё нужно избавляется. Тем более когда речь идет о Китае - нашем ближайшем соседе и партнере. Для нас это данность, которую разумнее принять и пытаться как-то к ней адаптироваться. Изменить сие положение мы не в силах, а значит, нужно искать приемлемую модель сосуществования с таким гигантом. Увы, ни со стороны КНР, ни со стороны нашего правительства не просматривается никаких реальных действий для снижения антикитайского настроя в обществе. Хотя Пекин мог бы пойти нам навстречу и, к примеру, решить такие болезненные вопросы, как вододеление...

В целом в КНР традиционно сдержанно относятся к антикитайским акциям протеста в Казахстане. На уровне экспертов ещё можно услышать негодование: мол, мы инвестируем в вашу экономику, строим дороги, заводы, создаем новые промышленные отрасли – почему же такое негативное отношение? Но на уровне правительства или МИДа китайская сторона редко высказывает критику по этому поводу. Хотя вполне возможно, что вскоре их позиция изменится. Очевидно, Пекин станет не только требовать большей лояльности от своих партнеров, но и усиливать инструменты мягкой дипломатии в Казахстане.

- Кстати, в 2019 году по стране прокатилась волна протестов против 55 казахстанско-китайских совместных проектов, которые планировалось осуществить в рамках инициативы «Один пояс и один путь». Порождена она была разного рода фейками, в том числе о том, что это будут «перенесенные из КНР старые и экологически опасные производства»… Мог ли весь этот негатив способствовать тому, что реализация проектов затормозилась?

- То, что Китай «захватывает» у Казахстана земли, строит на его территории токсичные предприятия, на которых будут работать только китайцы, - давние «страшилки». Разумеется, никакого отношения к деятельности китайских компаний в РК и к упомянутым вами 55 предприятиям они не имеют.

Что касается в целом проектов в рамках инициативы «Пояс и путь», то тут действительно возникает много вопросов. По нашей оценке, Китай пересмотрел свои подходы к их реализации, что связано с переживаемыми им экономическими сложностями, а также политическими проблемами, возникшими в последние годы. Большая часть предприятий, которые должны были построить на территории нашей страны в соответствии с условиями инвестиционного соглашения, так и не появилась, а работа по новым заморожена. Причины тому, как я уже сказал, самые разные…

Вне зоны доступа

- Ещё одна фобия связана с «синьцзянским вопросом». Немалая часть населения РК до сих пор уверена, что китайские власти проводят жесткую репрессивную политику в отношении мусульман в приграничном с нами регионе. Какую опасность она представляет для двухсторонних отношений? И что на самом деле сегодня происходит в СУАР?

- Так называемый «синьцзянский вопрос» и в целом общественно-политическая обстановка в СУАР действительно вызывают беспокойство у наших граждан. Прежде всего, это связано с тем, что там, по последним данным, проживают более 1,5 миллиона представителей казахской ирреденты, то есть этнических казахов, с которыми у нас имеются тесные родственные связи. И когда наши сограждане не могли связаться со своими близкими, проживающими там, это вызывало естественное беспокойство и тревогу. Подходя объективно, стоит отметить, что с самого начала казахстанский МИД занял активную позицию по данному вопросу. В 2018-2020 годах проводились регулярные переговоры с китайской стороной относительно судьбы этнических казахов, которые содержались в лагерях перевоспитания на территории Китая.

Что касается нынешней социальной обстановки в СУАР, то, судя по всем признакам и информации, к которой мы имеем доступ, она более-менее стабилизировалась. Многие из тех, кого держали в заключении в лагерях, были выпущены на свободу, о чём свидетельствуют данные из разных источников. И даже глава партийного комитета СУАР Чэнь Цюаньго, с именем которого связана вся эта кампания, был снят с должности и переведен в Пекин. Это тоже говорит о том, что цели центра в автономном районе были достигнуты. Другой вопрос, каково на данный момент психическое и физическое здоровье тех, кто побывал в лагерях? Но судить об этом я не берусь, в том числе из-за отсутствия достоверной информации.

К слову, назначение в СУАР нового главы партийного комитета Ма Синжуй, помимо прочих внутренних причин, может означать, что Пекин делает ставку на усиление экономического развития района и его внешних связей после выхода из пандемии. Казахстану важно воспользоваться данной ситуацией и активизировать экономические контакты с КНР.

- Вы сказали о «целях» центра применительно к Синьцзяну. О чём конкретно идет речь?

- Надо полагать, основной целью масштабной кампании по перевоспитанию населения СУАР было стирание национальной и религиозной идентичности. Во многом, наверное, это удалось сделать, если учесть, что большинство жителей СУАР предпочли сохранить себе жизнь и принять те идеологические установки, которые Компартия пыталась им навязать. А те, кто оказался не готов «играть (жить) по правилам», остаются там или уже давно считаются пропавшими без вести. Среди них представители интеллигенции, а также религиозные служители и простые верующие... Наверняка такая оценка не понравится нашим китайским коллегам, но опять же она основана на той информации, которую мы получаем. Другой нет. Доступ к достоверным данным закрыт.

Официальная позиция МИДа и в целом Казахстана относительно ситуации в СУАР предельно чёткая: мы не вмешиваемся во внутренние дела Китая и считаем, что он вправе проводить на собственной территории любую политику, которую считает нужной. Так же, как и Китай не лезет в наши внутренние дела. Другой позиции быть не может. В то же время у обеих сторон есть понимание, что наличие казахской ирреденты в СУАР так или иначе будет влиять на общее развитие двусторонних отношений. Именно поэтому Казахстан, как я уже говорил, насколько это возможно, дипломатично доводит до Пекина свою озабоченность по данному поводу. И следует признать, что в определенных вопросах тот идёт нам навстречу. Есть много примеров, когда благодаря усилиям отечественных дипломатов разрешались проблемы этнических казахов, которые получали гражданство РК и выезжали из Китая.

Резюме: в определенный период обстановка в СУАР действительно создавала некую напряженность между странами, но теперь у нас накоплен большой опыт взаимодействия с глобальной державой. Сейчас мы совместными усилиями решаем проблемы и выходим из сложных ситуаций. В этом плане, думаю, у Казахстана, безусловно, вырабатываются хорошие навыки и определенный потенциал для выстраивания выгодного сотрудничества с КНР.

Смотри в оба

- В условиях крайне напряженной геополитической ситуации наблюдается сближение России и Китая. Как это отражается/отразится на Казахстане, учитывая, что он фактически зажат между двумя крупнейшими державами, которые к тому же традиционно конкурируют за влияние на него и в целом на Центральную Азию? Продолжится ли эта борьба? И, самое главное, какой должна быть наша внешняя политика, чтобы сохранить хорошие отношения не только с РФ и КНР, но и с Западом?

- Отношения России и КНР по своей сути многогранны. Они могут тесно сотрудничать в двустороннем формате, чтобы совместно противодействовать западной гегемонии, и одновременно с этим конкурировать в разных сферах и регионах. Одним из таких регионов как раз является Центральная Азия, где и Москва, и Пекин реализуют свои стратегии. При этом я не сторонник популярной в некоторых кругах теории о том, что между ними в ЦА якобы существует некое «разделение труда». Полагаю, тот факт, что долгие годы РФ являлась единственным гарантом безопасности в регионе, перестал устраивать Китай, который вкладывал в него огромные инвестиции и не всегда чувствовал их защищенность.

В действительности КНР уже давно стремится расширить свое влияние на сферу безопасности в Центральной Азии. Оно и понятно: по мере увеличения объемов инвестиций в регион возникает естественная потребность в их защите. А последние события, вызванные началом реальной войны в Украине с непредсказуемыми последствиями для всего мирового сообщества, а также связанные с волной протестной активности в ЦА, ещё больше актуализировали эту задачу Пекина. Плюс он задался целью лучше понять внутриполитические процессы в Казахстане, Узбекистане и Таджикистане с учетом известных событий, имевших место в этих странах.

Долгие годы Казахстан не давал повода усомниться в своей способности обеспечивать сохранность объектов китайских или любых других инвестиций. И это, на мой взгляд, нормальная практика - любая страна стремится обеспечить безопасность на своей территории собственными ресурсами. Потому на данный момент не идёт и речи о привлечении каких-либо сил из Китая, в том числе так называемых «частных военных компаний». Да, в январе мы пережили сложную ситуацию, но сейчас она полностью стабилизировалась, и для зарубежных инвестиций нет никаких рисков.

Впрочем, прецедент китайского военного присутствия в регионе уже есть, причем достаточно яркий. Как известно, КНР использует базу в Таджикистане для решения собственных вопросов безопасности, в том числе охраняет и патрулирует границу с Афганистаном с целью предотвратить вызовы и угрозы с его стороны. Пока сложно сказать, распространится ли эта практика на другие страны Центральной Азии, но не вызывает сомнений, что в этой сфере конкуренция между Россией и Китаем будет лишь нарастать. Поэтому нельзя исключать вероятности того, что в отдаленной перспективе в рамках встреч в формате 5+1 (КНР+ЦА) Пекин будет лоббировать обсуждение вопросов безопасности в регионе.

Какой должна быть внешняя стратегия Казахстана на данном этапе? Сейчас это вопрос номер один, и я уже отвечал на него в предыдущем интервью Qazaqstan Monitor («С кем Казахстану выгоднее дружить в условиях новой реальности?» - прим. ред.). Скажу лишь, что, судя по комментариям под ним, наш подход по усилению многовекторности вызывает крайне болезненную реакцию у внешних наблюдателей. Многие комментаторы даже ссылаются на пример Украины, которая вела похожую политику... А это ещё раз доказывает, что мы всё делаем правильно и что альтернативы многовекторному курсу для Казахстана нет.