Языковой вопрос в очередной раз взбудоражил общественное мнение казахстанского социума. Точнее, его казахской части. Причем характерно, что как это обычно случается, он проявил себя в формате псевдогражданской активности. Почему псевдогражданской? Да потому что национал-популисты из так называемых «языковых патрулей» проявили свою прыть именно в том разрезе, который всегда был для них практически беспроигрышной картой. Как же, старый и до неприличия избитый лозунг – «Казахский язык в опасности!».
Как всегда, тон задал представитель национальной интеллигенции – акын и лауреат всевозможных премий Маралтай Райымбекулы. Его письмо первому заместителю руководителя администрации президента РК Даурену Абаеву сегодня очень активно обсуждается в социальных сетях. Не буду пересказывать его содержание в русскоязычной версии, но общий его пафос также заезжен и замызган до неприличия – «Отечество, то бишь государственный язык, в опасности!».
Самое грустное заключается в том, что господин Маралтай как типичный представитель нашей «национальной интеллигенции» (к коим относятся писатели, поэты и прочие около творческие деятели) в который уже раз продемонстрировал свою дремучую невежественность и полное непонимание предмета, о котором взялся толковать.
Каждый раз, сталкиваясь с очередным дежурным вывертом подобного рода, задаю себе один и тот же вопрос: «В чем причина такого удручающего положения вещей?» Как это ни странно, но корни этого феномена, на мой скромный взгляд, следует искать в перекосах советской национальной политики. Один из них заключался в том, что так ненавидимая сегодня нашими «инженерами человеческих душ» советская власть делала упор на процессе создания и пестования так называемой национальной творческой интеллигенции, большинство которой базировалось вокруг Союза писателей Казахстана. При этом научно-техническая интеллигенция всегда оставалась как бы на втором плане. Не то чтобы ее не было вообще, но она почти никак не влияла на формирование духа нации. И только к концу 60-х годов прошлого века ее прослойка стала более или менее заметной. Однако, как бы то ни было, именно так называемая творческая интеллигенция была главным, если можно будет так выразиться, советчиком государства в идеологическом плане.
Что в итоге случилось с той идеологией, помнят все. Но тут есть еще один странный парадокс. Наша сравнительно молодая казахская государственность в своих негативных и непрогрессивных вещах несет на себе отчетливую печать совка. Несмотря на то, что в том так нелюбимом прошлом было немало позитивного, наше общество почему-то каким-то странным образом позаимствовало преимущественно плохое – бюрократизм, догматизм, отрыв от реальности, неуемную тягу к прожектерству.
В немалой степени в этом повинна все та же творческая национальная интеллигенция, которая в эпоху рыночных преобразований оказалась слабой, недальновидной, архаичной, некреативной. Власть же, по старинке, а еще точнее по совковому рефлексу, все равно потакает ей и иногда, на свою же голову, холит и лелеет ее. Советская власть в этом плане была более дальновидной, используя метод кнута и пряника, что в принципе приносило свои результаты. В том смысле, что интеллигенция старалась держать форму и соответствовать запросам власти. Наша национальная интеллигенция в этом плане ниже всякой критики.
В итоге, страна, как писал в свое время Петр Своик, стала «Новым Африканатом», то есть страной с богатой подземной кладовой, которой главные геополитические игроки самим казахам не дают толком распорядиться.
Если быть до конца честными перед самими собой, то следует понять одну очень важную, но крайне неприятную вещь – если все будет казахским и на казахском, то результат может оказаться таким, что мы может потерять и остатки кладовой, и упустить шанс стать более или менее нормальным государством. Увы, но таков указующий перст судьбы.
Что же касается казахского языка, то должно быть осознанное понимание, что он еще на марше, конечная цель которого – стать по настоящему государственным языком. Причем, не просто языком обобранной до нитки страны, а страны, о которой мы грезили на заре суверенитета. Если кто забыл, то рекомендуем вспомнить сладкие мифы о перспективах «кувейтизации» Казахстана.
Журналист Кенже Татиля в одной из своих публикаций обратил внимание на следующее: «Ведь не секрет, что за тридцать лет суверенной истории казахский язык так и не смог занять подобающее ему место в жизни государства и общества. Или можно сказать по другому: свое сегодняшнее место он занимает объективно, согласно тому реальному потенциалу, который у него есть. Исходя из этого, можно сделать прогноз, что в обозримом будущем Казахстан сохранит свою дуалистичную этнокультурную природу. А любые попытки форсировать изменения в этом направлении могут обернуться обострением межэтнических отношений, и это было бы самым нежелательным сценарием для будущего нашей страны».
На мой взгляд, вполне объективная оценка сегодняшнего статуса казахского языка. Всякая попытка искусственно форсировать этот эволюционный процесс чреват непредсказуемыми последствиями. Достаточно посмотреть по сторонам и по-взрослому проанализировать происходящее вокруг и рядом с нами. У меня нет никакого желания нагнетать страсти, но все же хотелось бы, чтобы наши «горячие головы» хотя бы иногда придерживались логики здравого смысла.
Пару слов о своем восприятии «языковых патрулей». Рьяные радетели казахского языка почти категорично настаивают, что в их деятельности нет ничего противозаконного. Я не юрист и потому не берусь как-то оспаривать это. Но с другой стороны статья 7 пункт 2 Конституции РК гласит: «В государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык». Если отталкиваться от формальной логики, то получается, что буква и дух Основного закона государства не имеют ничего общего с практикой «патрульных». Более того, последние своими действиями показывают, что им абсолютно не нужен принцип равенства казахского и русского языков, закрепленного в Конституции. Они просто отвергают его. Но при этом, когда речь идет о казахском языке, тут же следует апелляция к его конституционному статусу. Они считают, все должно быть на казахском, иначе плохо будет. Но насколько рациональна и реалистична такая безапелляционная постановка вопроса?
С другой стороны, появление этих самых «языковых патрулей» лично мне не представляется таким уж неожиданным. Государство отчасти само повинно в этом. Почему? Хотя бы потому, что во внутренней политике давно уже взят курс на коренизацию бюрократической системы и этнократизацию идеологических установок. Стоит ли после этого удивляться таким неожиданным проявлениям гражданской активности некоторых наших соотечественников?
Другой вопрос, насколько она оправданна? И неужели положение государственного языка настолько плачевно, что вынуждает радетелей его интересов прибегать к таким откровенно «хунвейбиновским» методам? В связи с этим хочу привести жизненное наблюдение одного известного казахстанского журналиста: «В любом маркете или супермаркете почти все товары, в том числе и импортные, промаркированы на казахском языке. Правда, шрифт бывает мелковатый, но при желании прочитать можно». Вопрос, так в чем же тогда дело? Ну, не знает русская продавщица Нина или Валентина пока еще государственного языка. Разве это есть противоправное или антигосударственное деяние? И как же тогда быть с толерантностью, которая долгие годы считалась основополагающим принципом жизни нашего общества?
В этой связи хочу привести мнение о роли и месте национального языка авторитетного отечественного эксперта, профессора Рустема Кадыржанова: «Главная задача национального языка состоит в том, чтобы стать фундаментом и в то же время инструментом, с помощью которого формируется нация. Здесь под нацией понимается однородное культурно-языковое сообщество, состоящее из представителей различных этносов и культур, живущих в этом обществе. Язык играет ведущую роль в интеграции полиэтнического общества в единую нацию».
Далее он пишет: «Не будем, однако, забывать, что в основе национального государства лежит язык и все институты государства тщательно следят и оберегают монопольное положение национального языка. Но когда страна начинает входить в глобализацию, то в обществе появляется еще один язык – английский. И государство не видит в нем для себя угрозу, поскольку все общество не может участвовать в глобализации, а только какая-то его часть. К тому же английский язык при всей его востребованности не вмешивается во внутренние процессы национального строительства и не нарушает языковой суверенитет государства».
Рассуждая о специфике Казахстана, он обращает внимание на следующий момент: «Если в большинстве стран мира граждане стремятся овладеть, кроме национального языка, еще и английским, то в Казахстане Елбасы Нурсултан Назарбаев обращается к своим соотечественникам с пожеланием, чтобы каждый казахстанец знал три языка - государственный, русский и английский. Начиная с 2007 года курс на языковое трехъязычие является официальной политикой государства, прежде всего в системе образования. Обучая каждого казахстанца трем языкам система образования становится решающим звеном и инструментом вхождения Казахстана в глобализацию».
Р. Кадыржанов задается вполне логичным вопросом: «Тогда какую же функцию выполняет в Казахстане русский язык?»
И дает ответ: «По моему мнению, русский язык выполняет сегодня в Казахстане обе функции. С одной стороны, русский язык выполняет функцию национального языка, интегрирующего основную часть населения Казахстана, то есть русских и другие нетитульные нации, но также, что очень важно, значительную часть городских казахов. Хотя казахский язык декларируется по Конституции государственным, то есть национальным языком, однако сегодня им пользуется далеко не все население, а только его титульная часть, да и то не вся. Такая языковая ситуация является рудиментом советского наследия Казахстана, от которого он до сих пор не может избавиться, поскольку казахи были одной из самых русифицированных наций Советского Союза.
В то же время русский язык выполняет сегодня в Казахстане и другую базовую функцию, а именно функцию окна в глобализацию… Практика показывает, что русский язык, беря на себя функции, которые должны нести казахский и английский языки, имеет сегодня очень прочные позиции в Казахстане».
И вот его резюме о будущем казахского языка: «Судьба же казахского языка зависит не столько от его включения в глобализацию, сколько от того, насколько полно он сможет выполнять функции национального языка в рамках Казахстана. Причем даже не столько языка общения всех национальностей Казахстана, сколько языком общения непосредственно самих казахов. Если казахи будут говорить на своем языке, тогда и другие (не все, но многие) национальности будут говорить на казахском языке, что усилит позиции казахского языка как национального (то есть, государственного) языка Казахстана на практике».
Я полностью солидарен с последним тезисом Р. Кадыржанова. Всегда говорил и писал, что есть два главных проблемных момента для дальнейшего развития казахского языка. Во-первых, он нуждается в коренной, я бы даже сказал революционной, модернизации. Потому что, по мнению другого авторитетного эксперта - Канагата Жукеша - казахский язык до сих пор остается языком аграрного общества. Если я правильно понимаю господина К. Жукеша, под этим он подразумевает казахское традиционное кочевое общество.
Второй проблемный вопрос заключается в том, что пока мы сами, казахи, стопроцентно не овладеем ана тiлi, он будет оставаться, как это ни прискорбно, на вторичных позициях. Тут присутствует еще один очень деликатный момент: насколько при таком положении вещей этично требовать знания казахского языка от неказахов? Причем облекая это в такой, мягко говоря, категоричный формат? Я имею в виду все те же «языковые патрули».
Еще один маленький штрих. Казахский язык необходимо развивать, создавая для это необходимые условия. Именно так - необходимые. И государство в этом направлении делает немало, в первую очередь в плане финансовой подпитки. Вот только ощутимых результатов как-то не ощущается. И это вопрос вопросов. Так и напрашивается сакраментальное: «Где деньги, Маке?». И что самое поразительное, деньги выделяются, усилия прилагаются, а защитников языка с каждым годом плодится все больше и больше. Очень умно высказался на этот счет писатель и создатель одной из самых эффективных методик по изучению казахского языка Канат Тасибеков: «Сейчас казахов в Казахстане 70%. От кого защищать казахский язык?» А ведь действительно, от кого?!
Теперь вернемся к письму Маралтая Райымбекулы, адресованного Даурену Абаеву, который охарактеризовал происходящие безобразия «проявлением пещерного национализма». Такая трактовка явно оскорбила акына, ведь он печется о родном языке и уверен, что его точку зрения разделяет весь народ.
Меньше всего хотел бы выглядеть защитником Д. Абаева, но все же, поддерживая в целом его позицию, я бы использовал другое словосочетание – «примитивный национализм». Его ввел в оборот известный литовский поэт, литературовед и диссидент Томас Венцлова, когда опубликовал свое широко известное эссе «Я задыхаюсь». В нем он обвинил литовскую интеллигенцию в этом самом «примитивном национализме».
Вот как он сам разъясняет природу этого явления: «Примитивный национализм существует у всех народов, включая русских и даже американцев (что доказали действия бывшего президента США Дональда Трампа). Менее всего такой национализм заметен, вероятно, в Германии. Именно там он принес очень много зла и поэтому был довольно успешно вытравлен.
Причины его сложны — отчасти он находит себе пищу в действительных или мнимых обидах, во фрустрации, в комплексе неполноценности, но в значительной степени это плод отсталости и неумения (за которым следует нежелание) объективно разобраться в социальных вопросах».
Никого не хочу обидеть, но добавить к этому просто нечего. Одним словом, ларчик-то просто открывается…
Насколько адекватна новая «языковая программа» Казахстана?
