В последний день мая в нашей стране по уже сложившейся традиции отметили День памяти жертв политических репрессий. В казахстанский календарь он был введён указом президента РК от 5 апреля 1997 года. Впоследствии к его названию всё чаще стали добавлять, даже в официальных сообщениях, слова «и голода», которые в упомянутом указе отсутствовали. То есть, две эти трагедии – массовые репрессии и Ашаршылык – сегодня как бы ставятся на одну доску. Насколько это оправданно? Не вносится ли тем самым сумятица в общественное сознание?
Политический характер репрессий, вне зависимости от оценки их масштабов (а они у разных исследователей сильно различаются), вряд ли подлежит сомнению. Ведь большинство угодивших в их жернова проходили именно по «политическим» статьям, а сам «большой террор» имел в своей основе стремление сломить сопротивление сначала идейных противников, потом заподозренных в нелояльности к режиму, инакомыслящих или просто казавшихся помехой на пути к установлению абсолютной власти. Хотя, конечно, нередко «под каток» попадали и далёкие от политики люди, в том числе по доносам таких же обывателей.
«Пристёгивая» сюда умерших и пострадавших от массового голода, мы тем самым формируем в общественном сознании (особенно среди подрастающего поколения, которое в большинстве своём не разбирается в таких нюансах) представление о том, что они тоже стали жертвами политических репрессий. Но соответствует ли это действительности? Был ли Ашаршылык карательной мерой, которая осуществлялась государственной машиной с целью достижения каких-то далеко идущих целей? Или же он стал следствием трагических, даже преступных ошибок властей – как в центре, так и на местах? Этот вопрос был и остаётся дискуссионным, и вряд ли в обозримом будущем мы получим на него окончательный ответ.
А потому, наверное, есть смысл отмечать отдельно День памяти жертв политических репрессий и День памяти жертв массового голода. Как это делают, например, в Украине, тоже пережившей страшную гуманитарную катастрофу начала 1930-х. Там они разведены на полгода: первый приходится на третье воскресенье мая, второй – на четвёртую субботу ноября. И такое разделение можно было бы инициировать уже в нынешнем или в следующем году, приурочив его к 90-летию Ашаршылыка. Призывы к этому уже звучат, как и предложения относительно мероприятий, которыми должен сопровождаться День памяти жертв массового голода (кстати, голода не только начала 1930-х, но и 1921-22 годов), – минута молчания по всей стране, молебны в мечетях и церквях, приспущенные государственные флаги…
При этом немалое число политиков и общественных деятелей в нашей стране, особенно тех, кто любит называть себя национал-патриотами, уже успели перенять у своих украинских коллег другое – неуёмное стремление политизировать эту очень болезненную тему. В Незалежной она стала важной составляющей государственной пропаганды, направленной против России, правопреемницы СССР, и её народа: дескать, именно русский Кремль организовал искусственный Голодомор, тем самым совершив акт геноцида в отношении украинского этноса.
Причём на протяжении предыдущих лет в зависимости от того, кто приходил там к власти, политическая оценка событий начала 1930-х менялась. При президенте Викторе Ющенко эта тема, наряду с реабилитацией ОУН и УПА, стала центральной в идеологической сфере. Уже вскоре после своего вступления в должность, в середине 2005-го, он издал указ о создании Украинского института национальной памяти (УИНП), одной из главных задач которого стало формирование и внутри страны, и за её пределами отношения к Голодомору как к целенаправленной попытке Кремля уничтожить украинский народ.
Но в феврале 2010-го президентом был избран Виктор Янукович, и вскоре директором УИНП назначили доктора исторических наук Валерия Солдатенко, уроженца Донбасса. Тот придерживался иной точки зрения: «Голод не был этноцидом украинского народа. Никто, сидя на троне, не принимал решения о том, "как бы мне уморить голодом украинскую нацию". Так не бывает, история – это переплетение объективных и субъективных моментов… Но у нас, в современной Украине, на определенном этапе становления государства возникло искушение сказать, что у нас плохие соседи, которые нас взяли, наказали, голодом морили. Это утверждение не подтверждено документально».
Впрочем, после «майданной революции» 2014-го версия «намеренного уничтожения украинского этноса» снова стала главенствующей в официальной пропаганде. А должность директора УИНП весной того же года занял Владимир Вятрович, «западенец» из Львова и радикальный националист. При этом и он, и тогдашний президент Пётр Порошенко выразили крайнее недовольство решением сейма (парламента) Польши от 2016 года объявить геноцидом волынскую резню (её жертвами только на Волыни стало не менее 30-40 тысяч поляков), устроенную бойцами ОУН, и назвали его политически мотивированным.
Но чего не отнимешь у украинцев, так это той скрупулёзности, с которой они собирали и продолжают собирать информацию о причинах и последствиях массового голода. К работе подключены серьёзные научные силы – историки, демографы, активно изучаются архивные документы, устанавливаются места массовых захоронений, формируются списки умерших и т.д. В Казахстане, конечно, тоже что-то делается, но масштабы и глубина проникновения в тему далеко не те. Мы даже не в состоянии определиться хотя бы с примерным количеством жертв, поэтому называются самые разные цифры – от нескольких сотен тысяч до четырёх-пяти миллионов. Причём ими оперируют не только обыватели, но и даже депутаты парламента.
Так, в прошлом году члены фракции партии «Ак жол» в своём запросе к заместителю премьер-министра РК с призывом начать работу по признанию на международном уровне Ашаршылыка геноцидом ничтоже сумняшеся заявили, что голод унёс жизни более чем четырех миллионов казахстанцев, а наш народ потерял 70 процентов своей численности. При этом они сослались на неких украинских исследователей. Вообще, нормально, что парламентарии одной страны, говоря о трагедии своей нации, оперируют данными учёных из другой? Кроме того, Институт демографии и социальных исследований Национальной академии наук Украины приводит совсем другие цифры по Казахстану: так называемая избыточная смертность в годы массового голода составила 1,258 миллиона, процент умерших от общей численности населения – 22,4.
Кстати, они коррелируют с результатами, которые получил в результате собственного исследования один из ведущих казахстанских демографов Александр Алексеенко. Согласно его расчётам, умерли и откочевали за пределы республики 1 миллион 840 тысяч казахов. А если учесть, что, по данным Макаша Татимова, другого известного отечественного демографа, безвозвратно откочевавших насчитывалось примерно 616 тысяч, то избыточная смертность могла составить 1,234 миллиона – примерно такую же цифру называет и Институт демографии и социальных исследований НАН Украины.
Но у нас и депутаты, и тем более обыватели воротят носы от серьёзных работ. Они смотрят киноподелки вроде художественного фильма «Плач великой степи» или документальной ленты «Зұлмат» Жанболата Мамая, слушают выступления политиков-популистов, читают публикации, в которых всё построено на голых эмоциях и взятых с потолка или из очень сомнительных источников цифрах. Вот и нынче в канун 31 мая снова появились статьи и посты, в которых говорится о четырёх-пяти миллионах умерших, о том, что не будь голода, казахов сейчас насчитывалось бы 50-60, а то и 100 миллионов, что Ашаршылык был организован специально с целью стереть казахский этнос с лица земли…
Между тем, даже западные исследователи приводят совершенно другие цифры и дают другие оценки. Скажем, американку Сару Кэмерон, автора книги «Голодная степь. Голод, насилие и создание советского Казахстана», переведённой на русский язык, уж точно не назовёшь пророссийски настроенной. Более того, целый ряд современных историков РФ, в том числе, например, Дмитрий Верхотуров в книге «Казахский геноцид, которого не было», изданной полтора года назад, обвиняют её в стремлении раздуть масштабы бедствия. По их мнению, американская исследовательница слишком идеализирует кочевой образ жизни (именно его разрушение, наряду с коллективизацией, принято считать первопричиной массового голода в Казахстане), явно завышает количество жертв и преувеличивает степень насилия большевистского режима в отношении казахского народа.
Так вот, эта самая Кэмерон называет цифру в 1,5 миллиона умерших, хотя и отмечает необходимость более досконального изучения темы, связанной с числом человеческих потерь, полагает, что вина Голощёкина в случившемся слишком преувеличена, а по поводу юридической оценки Ашаршылыка говорит следующее: «Определение геноцида, принятое ООН, не подходит для многих важных случаев, таких, как казахский голодомор... Имеющиеся факты НЕ указывают на то, что целью режима было уничтожение казахов как этнической группы».
Но людей, называющих себя национал-патриотами, похоже, ничем не прошибёшь: если они вбили что-то в свои головы, то им бесполезно доказывать их неправоту. При этом они кричат громче всех, тем самым заглушая голоса серьёзных исследователей, привыкших доверять документальным источникам. Вот так и формируется в Казахстане общественное мнение вокруг темы, требующей на самом деле глубокого изучения, объективного, неангажированного подхода.
Налицо чрезмерная политизация очень болезненного для нашей нации вопроса, сильно мешающая пролить свет на обстоятельства трагедии 90-летней давности...