Сегодня, 22 августа, исполняется 30 лет со дня кончины Динмухамеда Кунаева, почти четверть века руководившего нашей республикой, – никто другой не возглавлял её столь долго в советский период. Последний год его пребывания во власти, 1986-й, начался со съезда ЦК Компартии Казахстана, на котором он совершенно неожиданно для себя услышал критику в свой адрес, а закончился отставкой и приходом на этот пост назначенного Москвой «варяга», что привело к трагедии Желтоксана. Так что же произошло на съезде, ставшем началом конца политической карьеры Кунаева?

Удар первый

С 1961-го съезды Компартий союзных республик, как и КПСС, проводились строго один раз в пять лет, на следующий год после завершения очередной пятилетки. Это были главные не только партийные, но и государственные форумы, на которых подводились итоги и формулировались задачи на перспективу. В брежневскую эпоху они проходили тихо-мирно, и хотя в апреле 1985-го новый генсек ЦК КПСС Михаил Горбачёв начал говорить о необходимости перестройки, речь шла пока только о социально-экономической жизни. До реформ, связанных с демократизацией, пересмотром роли партии, идеологией, дело дойдёт позже.

Съезд коммунистов Казахстана, 16-й по счёту, собравший около 1700 делегатов из всех регионов, начал свою работу 6 февраля 1986-го во Дворце Ленина (сейчас Дворец Республики) в Алма-Ате. Как обычно, первый секретарь ЦК Динмухамед Кунаев зачитал отчётный доклад, который «неоднократно прерывался аплодисментами» (цитата из информационного сообщения) и занял пять газетных страниц формата А2, набранных мелким шрифтом, – это примерно 70-страничная книга. После чего в течение трёх дней проходило его обсуждение.

Много позднее, уже после обретения независимости, появилось немало публикаций о том, что на 16-м съезде Кунаев подвергся критике со стороны тогдашнего председателя Совета министров Казахской ССР Нурсултана Назарбаева, секретаря ЦК по идеологии Закаша Камалиденова и первого секретаря Кзыл-Ординского обкома партии Еркина Ауельбекова. То есть как раз тех троих, кого считали основными претендентами на роль его преемника на посту руководителя республики. Из этого делали разные выводы: одни утверждали, что атака была инициирована Москвой и даже лично Горбачёвым, дабы подготовить почву для смещения Кунаева, другие полагали, что инициатива исходила от самих амбициозных политиков, каждый из которых пытался обратить на себя внимание и заработать очки в глазах Кремля. Что произошло на самом деле, были ли у кого-то из этих троих иные мотивы (например, искреннее желание изменить положение дел в республике), мы, наверное, уже никогда не узнаем.

Интересно, что в информационном сообщении о первом дне съезда, размещённом в «Казахстанской правде», а значит, и в других изданиях, Назарбаева даже не упомянули, хотя он как глава правительства зачитал «экономический» доклад, который, кстати, тоже не опубликовали. Но в его книге «Без правых и левых» приведены выдержки из этого выступления. А говорил он о срыве заданий пятилетки в целом ряде отраслей промышленности и в сельском хозяйстве, назвав среди причин «сложившийся на местах стиль выпячивания отдельных успехов, восхваления районного и областного начальства за несуществующие заслуги». После чего добавил: «Всё это стало возможным ещё и потому, что руководством республики такие негодные методы работы своевременно и по-партийному не пресекались». Также глава правительства привёл факты злоупотреблений руководителей разного ранга в столице и в областях.

Но больше всего Кунаева возмутил выпад в адрес Академии наук, которую возглавлял его родной младший брат Аскар. По словам Назарбаева, там царит обстановка угодничества и подхалимства, президент АН игнорирует заседания Совмина и вообще самоустранился от своих обязанностей: «Думаем, Димаш Ахмедович, что пора призвать его к порядку». Сам Кунаев позже в своих мемуарах писал: «Выступавший с докладом по второму вопросу председатель Совета Министров КазССР Н.Назарбаев необъективно критиковал, например, Академию наук республики и ее руководство, а также сооружение в Алма-Ате ряда объектов, имеющих большое значение для города».

Кстати, Назарбаев в той же книге констатировал, что лично Кунаева в докладе он не затрагивал. По его словам, столь резкой постановкой вопросов он надеялся помочь первому секретарю ЦК, всколыхнуть инертную массу руководителей.

Удар второй

Читаем далее в книге Димаша Ахмедовича: «Выступившие по отчету ЦК съезду многие делегаты признали его «глубоким, принципиальным и самокритичным». Были и выступления, в которых я подвергался персональной критике (имею в виду выступление Ауельбекова). Здесь нужно отметить, что за несколько часов до того, как Ауельбеков поднялся на трибуну, Кунаев сам прошёлся по нему. В своём докладе он покритиковал лишь нескольких руководителей обкомов (а их тогда было около двадцати), но больше всего досталось кзыл-ординскому: «В своей практической деятельности путает грубость с требовательностью, увлекается администрированием первый секретарь Кзыл-Ординского обкома партии т.Ауельбеков».

Родившийся и до того всю жизнь проработавший на севере республики (за исключением трёх лет, проведённых в министерстве) Ауельбеков, один из шести казахстанцев, имевших высокий статус члена Центрального комитета КПСС, возглавил южную область за год до 16-го съезда. Там он действительно жёстко взялся за дело. Причём население региона в массе своей восприняло его шаги с одобрением и даже, можно сказать, восторженно, поскольку устало от проявлений коррупции, блата, непотизма, многочисленных нарушений принципов социальной справедливости. Два предыдущих первых секретаря (оба были уроженцами области и руководили ею в общей сложности на протяжении более чем двенадцати лет) индифферентно взирали на это и даже покрывали своих назначенцев.

В «пришлом» же люди увидели человека, пусть и перегибающего иногда палку, но решительно настроенного встряхнуть болото, в котором погрязла местная «элита». Тираж одного из выпусков областных газет «Путь Ленина» и «Ленин жолы» с речью Ауельбекова, распекавшего (поимённо) представителей партийно-хозяйственной номенклатуры, ходил по рукам и зачитывался до дыр. И если бы тогда у жителей региона спросили, была ли оценка, прозвучавшая из уст Кунаева, объективной, то наверняка подавляющее большинство их дало бы отрицательный ответ.

Скорее всего, «Казахстанская правда» опубликовала выступление Ауельбекова на съезде с большими «купюрами» – во всяком случае, персональной критики, о которой писал Кунаев, там нет. Но даже то, что дошло до читателей, звучало по тем временам непривычно резко и било, прежде всего, по первому секретарю ЦК.

Перечислив примеры недостойного поведения высокопоставленных руководителей местных партийных и хозяйственных органов, Ауельбеков заявил: «Такое положение возникло не вдруг, а складывалось годами. Знали ли об этом Бюро ЦК Компартии Казахстана и его отделы? А если знали, то почему не принимали действенных мер? Более того, бывший первый секретарь обкома Абдукаримов неизвестно за какие заслуги был выдвинут Председателем Президиума Верховного Совета Казахской ССР, а затем скоротечно и втихомолку освобождён. С почестями ушёл на пенсию другой бывший первый секретарь Есетов. Ни один из них не получил со стороны ЦК острой, принципиальной оценки своей деятельности».

Но кзыл-ординцами Ауельбеков не ограничился: «Не получила должной политической оценки в республике деятельность Аскарова, Аухадиева, Койчуманова и некоторых других». Речь шла о первых секретарях соответственно Чимкентского, Алма-Атинского обкомов и столичного горкома партии, которых сняли с постов в 1985-м, вменив им в вину серьёзные злоупотребления. Кстати, много позже Аухадиев писал в своё оправдание: «Центр приступил к доселе никогда не имевшим места полномасштабным проверкам и разбирательствам. По нашей республике была конкретная установка: убирать с должностей казахов». Хотя на самом деле вместо него поставили Марата Мендыбаева.

Уходить надо вовремя

Даже если Ауельбеков не произнёс имя Кунаева, последний не мог не воспринять его слова на свой счёт. Впоследствии он писал: «Наверное, доля истины в этой критике есть. Только одно настораживало: совсем недавно, на прошедших пленумах и на XV съезде КПК этот же самый Ауельбеков так превозносил Кунаева, что слушать было неловко». Последнее замечание – из разряда «если возразить особо нечего, то остаётся перейти на личность». Ведь то, в чём упрекал оппонента Димаш Ахмедович, было традиционным и общепринятым советским ритуалом: точно так же ему самому, как и всем другим партийным лидерам, приходилось на всесоюзных съездах и пленумах славословить генсеков ЦК КПСС.

О том, что «демарш» Ауельбекова произвёл на делегатов сильное, хотя, может, и неоднозначное впечатление, свидетельствуют слова, произнесённые на съезде через день руководителем Союза писателей Казахской ССР Олжасом Сулейменовым: «После выступления т.Ауельбекова я верю, что теперь и в Кзыл-Орде секретарь райкома на любом пленуме сможет подняться и открыто поспорить с первым секретарем обкома. Не боясь, что его критику неправильно поймут». Хотя, возможно, кто-то разглядит в этой фразе иронию – всё-таки поэт был многим обязан Кунаеву, особенно после истории с книгой «Аз и Я». А затем он, с одной стороны, как бы попытался сгладить ситуацию, а с другой, возразил возмутителю спокойствия по сути его выступления: «Когда мы аплодировали т.Ауельбекову, мы выражали одобрение, может быть, даже не содержанию его речи, а одобряли сам принцип, само право критиковать, невзирая на лица».

Камалиденов же, судя по всему, конкретно к главе республики претензий не предъявлял. А сам Кунаев ограничился такой оценкой: «Выступление секретаря по идеологии Камалиденова было проникнуто духом «процентомании». Он резко критиковал руководителей вузов за высокий процент студентов из лиц коренной национальности. Это выступление вызвало однозначно отрицательный эффект среди общественности Казахстана». После чего, подразумевая всех троих, то есть Назарбаева, Ауельбекова и Камалиденова, автор мемуаров утверждал: «Названные товарищи, конечно, работали «на публику», а вернее, на ЦК КПСС: вот, мол, какие мы смелые и независимые, имейте нас в виду».

Вне зависимости от мотивов, которые двигали тремя «весовыми» по казахстанским меркам политиками и каждым из них в отдельности, вне зависимости от того, было ли это инициировано Москвой или же самими «бунтарями», Кунаев должен был понять: звоночек прозвенел, и ему пора уходить на покой. Всё-таки уже отметил 74-летие (куда дальше?), четверть века занимал высшую в республике должность. Но то ли власть так пьянит, то ли Димаш Ахмедович решил закусить удила и действовать назло «смутьянам» (Назарбаев писал, что после съезда он стал объектом травли, а Ауельбеков, к сожалению, мемуаров не оставил), то ли были какие-то иные одному ему ведомые причины, но он продолжал держаться за кресло. И что в итоге? Отставка через десять месяцев, назначение «чужака», трагический Желтоксан, почти три года унижений, в течение которых ему пришлось доказывать, что он жил честно и ничего лишнего не брал, аресты соратников…

Безусловно, в период правления Кунаева наша республика совершила значительный рывок и в экономическом, и в культурном развитии. Возможно, правы те, кто говорит, что никогда казахи не жили так хорошо, как при нём. Но отдавая должное его заслугам, выказывая ему уважение, всё же нельзя не сказать о том, что он расплатился за пренебрежение важнейшим принципом, которому должен следовать любой руководитель: уходить надо вовремя…