Попались на глаза очередные размышления очередного представителя национальной интеллигенции о пагубных последствиях колониального прошлого и необходимости деколонизации – мол, иначе не будет счастья казахам и не будет никакого развития Казахстана. Ну, хорошо, период до 1917-го еще можно подвести под это определение, но ведь с тех пор прошло целое столетие – более чем достаточный срок для устранения таких последствий. Или же авторы полагают, что советско-социалистический строй тоже был колониальным?
Мы – не рабы?
Советский режим часто называют лицемерным, не ценившим человеческую жизнь, даже преступным. И основания для таких оценок имелись: в некоторых своих проявлениях он был крайне коварным и жестоким. Правда, это относится в основном к первой половине периода его существования, до начала 1950-х, после чего он стал более мягким, а ближе к своему закату и вовсе почти либеральным. Но применимо ли к нему определение «колониальный»? Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним основные признаки такого режима и спроецируем их на ситуацию в СССР и Казахской ССР. При этом по возможности избегая эмоциональных оценок и полагаясь больше на данные официальной статистики.
Один из признаков – «эксплуатация труда аборигенов в пользу метрополии». Применительно к сталинской эпохе, если учесть, что казахи в массе своей жили тогда в сельской местности, наверное, можно говорить об определенной эксплуатации. Но вовсе не в пользу метрополии, а в угоду тем задачам, которые решала советская власть, – это, прежде всего, форсированная индустриализация и милитаризация: страна постоянно жила подготовкой к возможной войне. По сути, все сельское население, в том числе и казахские аулы, работало на нужды города и армии, порой отдавая последнее – разумеется, по принуждению. И именно это стало одной из главных причин страшного массового голода начала 1930-х.
Почему не в пользу метрополии? Да потому что российская деревня, к тому времени уже колхозная, жила ничуть не лучше. Писатели-«деревенщики» (Белов, Распутин и другие), не говоря уже про Солженицына, вообще считали, что в сталинский период русское крестьянство влачило почти рабское существование и что именно оно больше всех пострадало от советской власти. А что касается уровня доходов, то можно привести данные из «Кратких итогов годовых отчетов колхозов за 1950 год» (страница 7 докладной записки начальника ЦСУ СССР Старовского заместителю председателя Совета министров СССР Маленкову).
Наиболее показательными являются цифры в последней колонке. Из них видно, что самые низкие доходы имели колхозники в трех славянских республиках, включая РСФСР, – там они были почти вдвое меньше, чем в Казахстане. Тут надо иметь в виду, что под доходами подразумевались и денежные выплаты, и выдача заработанного «натурой» в счет трудодней, и то, что колхозники получали с приусадебных участков. Возможно, последним обстоятельством и объясняются относительно высокие цифры в республиках Средней Азии.
Но через три года Сталин умер, и ситуация начала меняться. Как бы кто ни относился к Хрущеву, следует признать, что он искренне хотел досыта накормить народ, для чего, по его мнению, нужно было пересмотреть отношение к крестьянству. Именно при нем государство поставило задачу ликвидировать социальный разрыв между городом и селом, значительно возросли доходы тружеников аграрного сектора. Скажем, в Украине к 1960-му, то есть за десять лет, они увеличились более чем в пять раз – с 1126 до 6320 рублей (дореформенных) в год в расчете на каждый колхозный двор. Скорее всего, что-то подобное было и в нашей республике.
Кроме того, началось массовое преобразование коллективных хозяйств в советские. Появившиеся в результате подъема целины (на севере Казахстана), а затем и масштабной мелиорации земель (на юге) сельхозформирования тоже становились совхозами. Последних к середине 1980-х в нашей республике насчитывалось уже 2140 – в 5,5 раза больше, чем колхозов, которых осталось лишь 388. А, скажем, в Кызылординской области соотношение между ними было семь к одному (85 и 11).
Кому жилось лучше…
… В 1987-м вышел юбилейный статистический сборник «Народное хозяйство СССР за 70 лет», и в нем приведены данные по средним зарплатам в разрезе республик. Если брать цифры за 1986-й в целом по экономике, то Казахстан идет 6-м (192,7 рубля в месяц), уступая трем прибалтийским республикам, РСФСР (207,8) и Туркмении (193,1). Но нас, в первую очередь, интересует правая крайняя колонка – размеры зарплат работников совхозов. Здесь Казахская ССР делит с РСФСР (по 215,6 рубля) второе-третье места. Это при том, что уровень рентабельности у нас был достаточно низким, а в 1985-м наша республика и вовсе стала единственной, совхозы которой в совокупности показали убыток (см. таблицу «Результаты хозяйственной деятельности совхозов по союзным республикам»).
Согласно данным последней Всесоюзной переписи населения, к концу 1980-х в селах Казахстана проживало чуть больше семи миллионов человек. В том числе доля казахов составляла 57 процентов (свыше четырех миллионов человек), русских – чуть меньше 20 процентов (1,4 миллиона), немцев – около 7%, в сумме узбеков и уйгуров – 4,7%, украинцев – примерно столько же, остальных этносов – 6,7 процента. Зафиксируйте и другую цифру: 61,6 процента от общей численности коренных жителей республики (4,028 миллиона из 6,534 миллиона) относились к сельскому населению.
То есть, большинство казахов проживало в аграрных зонах, где они же, извините за вынужденную тавтологию, составляли большинство. А там уровень зарплат (215,6 рубля в месяц) был выше, чем в среднем по экономике и Казахстана (192,7), и России (207,8). Можно сказать иначе: сельское население, преимущественно казахское, имело более высокие доходы, чем городское, преимущественно славянское.
У чабанов, скотников, полеводов, механизаторов и т.д. оклады были в общем-то скромные, но по итогам сезона за приплод, за сданные государству мясо, шерсть, зерно они получали внушительные премии, которых нередко хватало на покупку автомобилей, стоивших тогда пять тысяч рублей и больше. Помимо всего прочего, это объяснялось и тем, что Казахстану отводилась особая роль в решении остро стоявшей продовольственной проблемы, и центр всячески пытался мотивировать сельских тружеников к увеличению производства сельхозпродукции.
Что касается горожан, то стоит напомнить: по всему СССР представители одних и тех же профессий, имевшие одинаковую квалификацию (категорию, разряд), получали невысокие, но примерно одинаковые зарплаты – такой был социально-экономический уклад. Размеры пенсий и возраст выхода на заслуженный отдых тоже были унифицированными для всех республик.
Или взять другой аспект, связанный с доходами населения. Начиная с 1974-го все многодетные семьи, согласно постановлению ЦК КПСС и Совета министров СССР, получали по 12 рублей ежемесячно за каждого ребенка. То есть за четверых – 48, за пятерых – 60, за шестерых – 72 и т.д. А где был наиболее высокий «коэффициент многодетности»? Вовсе не в России и тем более не в Прибалтике, а в Казахстане и республиках Средней Азии, причем особенно в сельской местности, где, повторюсь, проживало большинство коренного населения и где пять-шесть детей в семье считались чуть ли не минимумом.
Можно ли с учетом всего этого говорить об эксплуатации «аборигенов» в пользу жителей метрополии или местных «колонистов»? Ответ на этот вопрос, полагаю, очевиден. А если и была какая-то эксплуатация (существует мнение, что в СССР и трудящимся, и пенсионерам платили гораздо меньше, чем они того заслуживали), то всего населения страны в равной степени, вне зависимости от национальной принадлежности и места проживания.
Вне зоны доступа
Другой признак того, что та или иная территория является колонией, – это «социальная дискриминация коренного населения, вследствие чего уровень его жизни значительно ниже, чем в метрополии». Приведенные выше данные вроде бы служат достаточным доказательством того, что такого в СССР не было. Но та страна имела свои особенности: качество жизни в ней определялось не только величиной доходов, но и степенью доступа к товарам. В силу специфики советской экономики – громоздкой, однобокой, нерыночной, крайне слабо ориентированной на интересы рядового покупателя – спрос на товары значительно превышал предложение, и те, кто обеспечивался ими лучше, чем другие, получали заведомое преимущество. Ведь мало иметь деньги, нужно еще иметь возможность что-то купить на них.
В этом смысле власти отдавали приоритет Москве, Ленинграду, закрытым военным и научным городам вроде нашего Ленинска (ныне Байконур) или Степногорска, всесоюзным здравницам. А еще республикам Прибалтики, дабы их жители, хорошо помнившие период независимого существования, реже смотрели в сторону Запада. Более или менее неплохо снабжались столицы союзных республик и крупные индустриальные центры – например, Караганда. Похуже обстояли дела в обычных областных городах, еще хуже – в райцентрах и тем более в глубинке. Села и аулы еще как-то выручала система потребкооперации, через которую можно было хоть что-то приобрести.
Такой порядок распределения многими по сей день расценивается как та самая социальная дискриминация. Житель, скажем, Жусалы (райцентр в Кызылординской области), оказавшись в Алма-Ате или тем более в Москве, а то и волею случая в расположенном поблизости Ленинске, видел там относительное товарное изобилие и начинал сравнивать это с пустыми прилавками в родном поселке. И к какому выводу он приходил? А к такому, что «проклятые колонизаторы», которые и составляли большинство населения крупных и закрытых городов, шикуют, в то время как казахи не то что апельсины, сервелат или дефицитный индийский чай, но даже обычную вареную колбасу и яйца не могут купить в свободной продаже.
На первый взгляд, справедливая оценка. Однако если бы этот же человек побывал в райцентре на севере Казахстана (с преимущественно славянским населением) или в российском Нечерноземье, Сибири, то увидел бы в тамошних магазинах точно то же самое, что и у себя в Жусалы. Люди, заставшие СССР, хорошо помнят знаменитые «колбасные поезда», на которых жители российской провинции возили домой продовольствие и другие товары из Москвы. Но туда, в провинцию, наши люди обычно не ездили – не было надобности. Они бывали в командировках, по личным делам либо на отдыхе только в столицах, крупных или курортных городах, которые обеспечивались товарами по «высшему разряду» (в том, советском, понимании). И уже в силу этого не могли составить для себя целостной, объективной картины.