В Казахстане уже много лет говорят о необходимости модернизации – государства, экономики, политики, общественного сознания и т.д. Но по факту мы еще даже не осознали сути этого процесса, не говоря уже о том, чтобы удачно встроиться в него и начать движение в соответствующем направлении. О причинах такой инфантильности и ее последствиях мы попросили порассуждать политика, экономиста, общественного деятеля Петра Своика.

- Петр Владимирович, правильно ли мы вообще понимаем модернизацию?

- Вообще, под модерном понимают развитый капиталистический строй, в промышленном еще его исполнении. Ныне же говорят о постмодерне как финансово-ростовщическом, а теперь уже и о цифровом капитализме глобального наднационального формата. Но применительно к нам, Казахстану, можно говорить о двух уже пережитых и наступающем третьем этапах модернизации. Первый из них целил мимо капитализма прямо в социализм. Второй - вроде бы именно на классический капитализм, но на самом деле тоже мимо него - на роль ресурсной периферии. Наступающий же третий… Осознанию того, куда ведет он, еще только предстоит вызревать.

Первая модернизация была потрясающей, вихревой: взяв разгон где-то с начала Первой мировой войны, она захватила Степь и казахов ужасными и великими событиями. За какие-то полвека (с начала 1930-х и до начала 1970-х годов) зашвырнула их из раннефеодальной, родоплеменной и доиндустриальной эпохи сразу в колхозно-индустриальную. Этот переход сопровождался как страшными испытаниями, так и великими свершениями, с концентрацией того и другого. Смениться успели всего два-три поколения.

Радикально менять, иногда элементарно ради выживания или просто для нахождения себя и своего места в стремительно формирующемся новом мире, пришлось едва ли не всё – от привычного образа жизни и до овладения новым языком. В каком-то смысле казахи, перескочив феодализм и капитализм, стали если не самой, то одной из самых советских наций. Во всяком случае, представители казахской элиты - от Кунаева и Сатпаева до Серкебаева и Рымбаевой - составляли органическую часть общесоюзной политики, науки и культуры. Именно тот период подарил нам и государственность, и национальное самосознание вместе с официальным названием титульного этноса. К слову, даже дореволюционный Абай – это советское явление, поскольку о нем рассказал казахам и всему миру Мухтар Ауэзов.

Не казахи развалили СССР, но с его распадом первая модернизация закончилась, и началась вторая.

Ломать - не строить

- А в рамках второй модернизации нам удалось хоть немного приблизиться к тому классическому капитализму, о котором вы говорите?

- Это ключевой интересный вопрос, объективный ответ на который на многое раскроет глаза. Но для начала стоит признать, что постсоветская трансформация в этно-национальное (в политике) и как бы в капиталистическое (в экономике) качество строилась на целевом отрицании всего советского. Как, впрочем, и первая трансформация самым бесцеремонным и карательным образом отвергала прежнее экономическое, общественное и политическое бытование Степи, заодно с радикальной заменой прежних верований верой коммунистической.

Теперь же отказ от советского прошлого одинаково соответствовал интересам и сближал между собой как уверовавшую в рынок партийно-советскую верхушку, так и опекающие рыночные реформы на пространстве бывшего СССР западные структуры. Назовем их «иностранным консалтингом», и поныне осуществляющим ту же опеку. Отсюда идея, что казахская государственность построена с нуля, а советское прошлое – это череда потерь, унижений и притеснений, и что от того времени казахам достались только Семипалатинский ядерный полигон и Ашаршылык, который надо обязательно признать геноцидом на уровне ООН.

Если ретроспективно посмотреть на ключевые реформы в Казахстане, то вполне явно проглядывает не столько перенимание западных схем, сколько отказ от прежних. Первым, еще в бытность Союза, был закон о государственности казахского языка с переводом русского в язык межнационального общения. Фактические языковые реалии это никак не поменяло, но в символическом смысле это означало смену эпох – союзное единство разводилось по этно-национальным квартирам. Оригинальными мы, конечно, не были, на тот момент все республики, входившие в «дружную семью народов», стремились конституировать только собственный язык, демонстрируя тем самым не только физическое, но и символическое разделение Советского Союза.

Ликвидация колхозов и совхозов с чисто экономической точки зрения, как и вообще с позиций организации сельской жизни  стала натуральной катастрофой. Но заменить коллективное хозяйствование индивидуальным «фермерством» было чрезвычайно важно именно с идеологической, можно даже сказать – мировоззренческой новой позиции.

Дальше были приватизация жилья и знаменитая реформа ЖКХ - тоже не просто переход в рынок, но с ликвидацией прежних структур и методов содержания жилого фонда и оказания коммунальных услуг. За этим последовала радикальная реформа национальной энергосистемы имени Мухтара Аблязова, тогдашнего министра энергетики. Советская вертикаль «электростанции-сети-потребители» с единой тарифной политикой трансформировалась в двухуровневый рынок электроэнергии.

Здесь же следует назвать введение накопительной пенсионной системы, которая несла не столько экономический, сколько идеологический заряд. Ее, кстати, придумали не Григорий Марченко с Натальей Коржовой (они лишь внедряли), а Всемирный банк. По первоначальной задумке предстояла полная замена пенсионной системы. А отказом от солидарной пенсионной системы, когда все работающие кормили всех пенсионеров, и переходом к накопительной, где каждый сам обеспечивает свою старость, мы, по сути, заменили коллективизм индивидуализмом.

Ну и, конечно, макроэкономическая стабилизация. Напомню предысторию: после летней 1993 года реформы совершенно «деревянного» к тому времени рубля, которая отсекла от новой российской валюты всех бывших «братьев», казахам пришлось переходить на собственную валюту. В момент ее рождения курс доллара был равен 4 тенге 70 тиынам. Поскольку мы лихо суверенно эмитировали тенге (раздавали кредиты: частично – для развязки сковавших тогда экономику неплатежей, но по большей части – для раздачи «своим»), он стремительно обесценивался. Так вот, макростабилизация и последовавшая за ней «полная конвертация» тенге лишила казахскую национальную валюту самостоятельной эмиссионной функции и превратила в «местный доллар».

Еще одна из попыток уйти от советского прошлого, правда, сильно задержавшаяся, - переход на медицинское страхование. Это полный аналог пенсионного накопительства, на который тогда просто не решились. Вернее, уже решились, но… пропали деньги (Талапкер Иманбаев, ФОМС, если кто помнит). И вот - опять… В чем отличие советского еще устройства медицины от медицины страховой? В первом случае охватываются все граждане за счет налогов, а во втором – только те, кто эти налоги индивидуально или через официальное трудоустройство платит. Весьма символично, согласитесь?

Ну и, наконец, перевод казахского алфавита на латиницу. С этим тоже подзадержались, но суть та же. Дело не в языке и вообще не в письменности. Собственно казахский язык и все накопленное на нем от перевода на латиницу получат сильнейший удар. Для любого языка лучший алфавит тот, который он освоил и которым давно пользуется. Но тут важен символический момент – это демонстративный отказ от «русского мира» с переходом … в какой? Фактически - ни в какой, потому что на «другой стороне» просто нет той страны, того народа и тех культурных и информационных пространств, с которыми можно было бы соединиться через казахский язык, будь он на латинице.

Я прошелся лишь крупными мазками, перечислять все реформы можно еще долго, и все они на тех же принципах.

К чему пришли?

- Так мы достигли того, чего добивались, хотя бы частично?

- Это второй ключевой вопрос, и ответ на него окончательно открывает глаза на достигнутые реалии. Полностью удалось избавиться лишь от ядерного потенциала. Все остальное получилось, скажем так, наполовину, а если по существу, то скорее не получилось, чем получилось.

К примеру, колхозы и совхозы, конечно, грохнули, но лучшие по сию пору хозяйства, куда любит ездить руководство, - это не растащенные председателями-директорами, а сохраненные лучшими из них уже их собственные вотчины.

Жилищная и коммунальная реформы – на самом деле это никакой не рынок, а опущенная в коммерцию та же советская, но в частном исполнении и полуразваленная система. Парламент и правительство бесконечно переписывают КСК в ОСИ и что-то пытаются делать с тарифами – без эффекта.

Электроэнергетика – аблязовский еще закон самым бесцеремонным образом не работает. А работают то же администрирование и те же советские вертикальные связи, только растащенные по частям государственным пока «Самрук-Энерго» и частными «Центрально-Азиатской электроэнергетической корпорацией», «Казахстанской коммунальной системой» и прикупившими электростанции и сети промышленными холдингами.

Получилась ли накопительная пенсионная реформа? Однозначно – нет! Сейчас в ЕНПФ собрана просто гигантская сумма, но это пузырь, высасывающий «доходность» из бюджета и не работающий ни на экономику, ни на пенсионеров. Выплаты из фонда составляют менее 10 процентов всей пенсионной нагрузки, остальное по-прежнему, в рамках солидарной системы, ложится на бюджет. При этом доплаты из ЕНПФ получает, в лучшем случае, половина выходящих на пенсию.

Что касается тенге, то он так и остался «казахским долларом», лишенным собственной инвестиционной и кредитной потенции. Когда внешний платежный баланс Казахстана был положительным, избыток складировался в Национальном фонде, а внутренняя экономика получала хотя бы обменную эмиссию. Те времена далеко позади. Нацфонд из накопительного режима еще девять лет назад был переведен в расходный. Экономика, бюджет и курс тенге поддерживаются старыми запасами.

И какую реформу ни копни, везде больше руины, чем победившее реформированное. Советского вроде бы совсем не осталось, но если присмотреться – фундаменты на месте.

На мировой периферии

- Каковы вообще шансы Казахстана стать страной классического капитализма?

- Так ведь мы уже такой страной и стали, только периферийной. Классический капитализм – это развитая метрополия и, обязательно, некая заморская или пограничная провинция, из которой поступают дешевые природные и человеческие ресурсы. Без этого никакой капитализм ни развиваться, ни даже просто существовать не может – это тоже политэкономическая классика. В политическом ядре его – местное самоуправление и партийный принцип функционирования верхних институтов власти. У нас же имеется закон о местном самоуправлении, но нет его как такового, партии же носят вспомогательный характер. Так ведь нам и не положено: у нас должна быть стабильная властная вертикаль, наверху вставленная в компрадорский интерес, а на средних и нижних этажах этот интерес обслуживающая.

В экономике же классический капитализм – это, прежде всего, развитие за счет национального кредита и национальных инвестиций. В Казахстане же национальный кредит отсутствует в принципе, а то, что так называется, – это «секонд хенд», уже побывавшая в употреблении денежка.

Инвестиционная же база у нас – иностранная. Национальный банк РК не просто кредитный импотент, эту его импотенцию еще и строжайшим образом охраняют. Причем как сам персонал этого банка, так и «клиника» под названием «Международный валютный фонд». Время от времени оттуда наведываются «врачи», которые неукоснительно контролируют своего «пациента» на этот предмет.

- А как в этом смысле осуществляется внешнеэкономическая деятельность Казахстана?

- Она вынесена за пределы национальной юрисдикции. То есть весь экспорт-импорт оформляется уже за пределами таможенного, налогового и банковского учета. В Казахстан возвращается только та часть валютной выручки, которая необходима для конвертации в тенге для поддержки местной деятельности. А чем дешевле нацвалюта, тем менее можно возвращать для конвертации.

Самое интересное, что все местные сырьедобытчики - это транснациональные иностранные компании (нефтегазовая отрасль почти полностью, черная металлургия – более чем наполовину). Что это значит? А то, что основополагающий экономический потенциал Казахстана Казахстану не принадлежит. В этом смысле наше правительство играет лишь сервисную функцию, обслуживая интересы альянса наших компрадоров и иностранных собственников казахстанских месторождений.

Как вы понимаете, это близко не модерн. Это классический периферийный капитализм. Вернее, полукапитализм, полуфеодализм, но в любом случае периферийный. В таком виде мы, естественно, необходимы капиталистической системе, причем по нескольким векторам. Мы являемся монетарной провинцией США, сырьевой – Европы и Китая, товарной – России.

Вот какую модернизацию мы в итоге получили. А теперь на нее еще совершенно шоковым образом накладывается следующая модернизация, наступление которой пока еще мало кто вообще осознает.

Пора взрослеть!

- Что представляет собой новая модернизация? И почему для Казахстана она может стать «шоковой»?

- Посмотрите, какую одинаковую политику на международной арене вели такие разные президенты США, как Барак Обама и Дональд Трамп. Они давно уже обозначили формулу «Китай – соперник, Россия – противник». То же самое теперь продолжает и Джо Байден, хотя президентские замены ставят на уши саму Америку. Глобальная тенденция к фрагментации глобализации на, по крайней мере, три экономических, культурно-исторических и цивилизационных блока уже необратима. Разница между начальниками в Вашингтоне разве что в их отношении к Европе: Трамп ее отпихивал, а Байден пытается опекать. Хотя последнее, что он сделал, так это «кинул» Францию и откровенно выстроил чисто англосаксонский вариант дальнейшего движения...

То есть третья казахская модернизация будет напрямую связана с тем, что мир расходится не просто на экономические, но и на ценностные, идеологические зоны, и это опять вовлекает нас в новые супер-перемены. Готовы ли мы к ним? Вряд ли, если учесть, что мы и прошлую модернизацию, и ее результаты еще толком не осознали, да и категорически не хотим эти результаты видеть.

Самые раскрученные казахстанские экономисты до сих пор применяют по отношению к отечественной экономике критерии, вычитанные из западных рыночных учебников, не видя или не желая признать, что она совершенно им не соответствует. Взять хотя бы то, что страна, как я уже говорил, кредитный импотент... А это тоже явный показатель того, что у нас даже близко нет осознания реалий, к которым привела нас вторая, уже на самом деле подводящая черту под собой, «капиталистическая» модернизация.

- Как можно встроиться в новую модернизацию? С чего следует начать?

- Мы уже вплотную подошли к ней. Это, в частности, предложения по строительству АЭС в Казахстане и переходу eGOV на платформу «Сбербанка». Причем за обеими инициативами стоит Россия, и обе они подразумевают высокие технологии, а не просто сырье. По-хорошему, содержательным моментом для национальных элит в данном случае должен стать вопрос: какое свое место и свой собственный вклад мы можем получить на новом этапе евразийской интеграции? Это будет просто российская атомная электростанция на нашей территории, или казахи много чего смогут сделать и иметь в этом проекте? Это будет чисто «сбербанковская» цифровая платформа, или мы сможем стать суверенным исполнителем и держателем своей части евразийской или более широкой цифровой системы?

Однако эти вопросы не только не поднимаются, но и, по всей видимости, даже не возникают. Мы ведем себя как дети – верим не в то, что на самом деле, а во что хочется. Обижаемся и протестуем, но не выдвигаем собственных решений. Такую рефлексию легко понять, она замешана на растерянности, беспомощности, разочаровании. Но пора бы уже взрослеть, учиться смотреть в глаза наступающему будущему, осознавать, создавать и отстаивать в нем свое место. Для начала хотя бы оценить свое состояние и понять, что мы можем получить взамен..