Объявленная президентом страны Касым-Жомартом Токаевым реформа политической системы Казахстана входит в решающую фазу. Ее венцом станут выборы депутатов Мажилиса и маслихатов всех уровней, которые после долгого перерыва будут проводиться по смешанной схеме. Понятно, что общую оценку проводимой реформы и отдельных шагов в этом направлении можно будет дать только по истечении некоторого времени, но кое-какие выводы напрашиваются уже сегодня. Особенно в контексте непрекращающейся её критики со стороны всевозможных оппонентов власти.

Во-первых, следует вспомнить, что о пяти институциональных реформах было объявлено еще до того, как казахстанское общество вступило в фазу острого политического кризиса. Но поскольку социально-экономическая ситуация и общественно-политическая атмосфера резко изменились, то и восприятие реформ должно осуществляться с учетом этого принципиального фактора.

Политический кризис имел глубокий системный характер, и аналогов ему у нас никогда прежде не было. Поэтому изначальный посыл, который послужил катализатором курса власти на проведение реформ, будет только усиливаться. В такой обстановке очень важно, что высшая политическая власть оценивает нарастающие вызовы не как угрозы и риски, а как окно новых возможностей.

В столь непростой ситуации неистребимая тяга оппонентов власти к перманентной критике всего того, что провозглашает и стремится продвигать на практике официальная Акорда, выглядит несколько странно и смахивает на известную «детскую болезнь левизны». Судя по всему, безапелляционное отрицание всего и вся давно стало «родимым пятном» казахстанской оппозиции. Но удивительно даже не это, а то, что уже сегодняшняя её генерация не в состоянии избавиться от этого атавизма.

Получается какой-то парадокс. Когда власть закручивает гайки – её нещадно критикуют.  Теперь же, когда она предлагает курс реформ и когда, казалось бы, появляется шанс начать реальные преобразования, в её адрес снова звучат упреки. Но не приведет ли такая бескомпромиссная позиция недовольных властью к тому, что у последней реанимируется застарелый рефлекс, и в ее лагере вновь верх возьмут сторонники жесткого контроля над политическим пространством?

Быть может, критикам пришло время усвоить важную истину: переживаемый нами кризис – это результат затянувшегося периода, когда мы жили по не сменявшимся и давно устаревшим схемам. Более того, их и никто не собирался менять. В 2019 году кое-кто попытался сымитировать перемены сменой вывесок и декораций. Что из этого вышло, все наглядно могли убедиться во время январских событий прошлого года. Та трагедия обнажила порочность поверхностного подхода к политике и актуализировала необходимость коренного пересмотра всей политической структуры общества. При этом следует помнить, что осуществить такие изменения в одночасье невозможно и что любая попытка форсировать этот процесс может привести к неоднозначным результатам.

Какой нам видится основная цель политических реформ? Прежде всего, она заключается в том, чтобы создать между государством и обществом, властью и гражданами реальные каналы для диалога. Мы переживаем очень трудный момент: высокая инфляция, стремительное падение жизненного уровня и рост социальной напряженности, плачевная ситуация с малым и средним бизнесом, масса других проблем. Наши люди устали и не видят никаких перспектив в обозримом будущем. Поэтому нужны программа выхода из кризиса и практические шаги в данном направлении, что, собственно, власть и пытается делать.

Всем нам давно набила оскомину заезженная формула «Сначала экономика, а потом политика». Теперь, когда Акорда демонстрирует более чем очевидный отказ от этой замшелой догмы, оппоненты власти все с тем же завидным рвением подвергают все ее усилия в этом плане ожесточенной критике. Невольно хочется спросить: а вы, господа-товарищи, чего хотите-то? В принципе, ответ вполне предсказуем: «Демократию!»

Ну, раз так, то давайте немного порассуждаем об этой самой демократии. Похожа ли её казахстанская модель на классическую? В данном случае речь не об античной, а о той, что сложилась на Западе. Будем честными до конца: пока еще у нас ее попросту нет. Или, на худой конец, мы еще на пути к ней. Отталкиваясь от этого тезиса, давайте проследим историю развития оппозиционного движения, которая разворачивалась и разворачивается в специфических условиях демократии «по-казахстански», или, если угодно, «по-казахски».

После распада СССР в нашей республике вовсю действовали ангажированные, по сути, «агенты демократии», которые представляли различные западные институты распространения и обучения этой самой демократии. Той самой, настоящей, с Запада. Картину дополняли такие специфические организации, как Фонд Сороса. Вкупе это довольно сильные инструменты, направленные как бы на строительство, например, гражданского общества.

В соседнем с нами Кыргызстане различные НПО такого толка до сих имеют аномально высокий (в расчете на душу населения) уровень присутствия. Но следует ли из этого, что Кыргызстан стал маяком демократии в регионе? Разумеется, нет. И мы, казахи, в этом смысле тоже далеко не ушли. Другими словами, все эти НПО, несмотря на очень даже неплохо сдабриваемые финансовыми ресурсами усилия, так и не смогли сформировать более или менее внятную оппозицию, хоть сколько-нибудь отражающую настроения и чаяния тех или иных слоев общества.

Тем не менее, оппозиция у нас все же была. Иногда очень даже пугавшая правящий класс, скажем так, назарбаевской эпохи. Но откуда она взялась? Увы, отнюдь не из недр общества и не благодаря неустанной работе пресловутых НПО. Когда Нурсултан Назарбаев получил более или менее системную и серьезную оппозицию? После того, как экс-премьер Акежан Кажегельдин, съездив на Запад подлечиться, вернулся на Родину и замутил целую политическую партию - РНПК. Это стало, пожалуй, одним из самых сильных потрясений для первого президента страны.  

Второе такое потрясение режим пережил в начале «нулевых» годов, после вспыхнувшего «аппаратного» бунта так называемых «младотюрков». Ведь тогда в атаку на режим пошли члены правительства, они же олигархи, плюс примкнувший к ним бывший аким двух областей Галымжан Жакиянов, который в итоге вместе с самым ярым критиком власти из числа «младотюрков» Мухтаром Аблязовым  нарвался на тюремный срок.

Но именно из этого замеса вылепилась партия «Акжол», которую потом власть успешно развалила, запустив туда Алтынбека Сарсенбаева. Вышедший на волю благодаря президентской амнистии Аблязов через некоторое время создал «полуподпольную» партию ДВК. Правда, власть, уже наученная горьким опытом, благоразумно ее не зарегистрировала.

Итак, кто же в недавнем прошлом более или менее организованно нервировал Назарбаева, обладая при этом определенным ресурсом? Правильно, сугубо выходцы из власти. На это первым обратил внимание Петр Своик. Кстати, сам он тоже выходец из власти, но этот факт все как-то слегка подзабыли. Как и то, что он был министром без портфеля – главой Антимонопольного комитета, которого по иронии судьбы премьер-министр Кажегельдин под надуманным предлогом вытолкал из новой казахстанской номенклатуры. В итоге бывший энергетик стал оппозиционером не менее вечным, чем, например, Сергей Дуванов.  

Так вот, Своик назвал этот процесс выпадением из власти «глыб», «кусков», которые чуть ли не поголовно начинали ей же оппонировать. И именно с ним связаны все сколько-нибудь серьезные всплески оппозиционной активности. Если всех этих людей умозрительно вычеркнуть из истории суверенного Казахстана, то исчезнут и все серьезные вызовы для режима.

Впрочем, еще до Своика данное явление очень красочно и точно обрисовал Кажегельдин. Не дословно, но смысл примерно такой: пока человек у корыта, все нормально, но как только его оттеснили – бац, и ярый оппозиционер. Сарказм истории состоит в том, что спустя некоторое время после такой уничижающей констатации он и сам повторил этот путь. И вот на эту метаморфозу Своик указывал не раз, объясняя генезис казахстанской оппозиции. Все остальное – шелуха. Назарбаеву всегда оппонировали, снабжали деньгами протестных активистов и прессу именно те, кто прежде занимал властные кабинеты. Даже Булат Абилов до политического кризиса осени 2001 года (именно тогда нынешний президент, а в ту пору премьер-министр окрестил «младотюрков», поднявших бунт, «киндер-сюрпризами») был депутатом парламента от правящей партии «Отан».

То есть, вся сила и ресурсы сосредоточены у аткаминеров, тех, кто так или иначе рулит финансовыми потоками, и потому для любой власти самые опасные оппозиционеры – это выходцы из все той же «элитной» шинели. Народ тут как разменная монета или аполитичное, безвольное, внеидеологическое (если не брать в расчет исламских радикалов) сообщество. И отсутствие в современном Казахстане полноценной оппозиции объясняется очень просто – некому вываливаться из власти. А если и есть, то это в основном слабаки или очень невразумительные персонажи. Типа одного человека с ожогами из вертолета, упавшего в день президентских выборов в январе 1999 года. Что же касается неправительственного сектора, то он за тридцать лет так и не смог аккумулировать в нашем обществе критическую массу демократически мыслящих или тяготеющих к демократии как осознанной необходимости граждан. Отсюда полное отсутствие социальной базы для возникновения политических партий, способных бросить вызов власти.

Ну, а теперь взглянем на нынешнюю генерацию тех, кто претендует на то, чтобы занять оппозиционную нишу. Вырисовывается, откровенно говоря, грустная картина: это ничего из себя не представляющее племя не то либералов, не то «леваков», не то еще кого-то. В приснопамятные времена их наверняка заклеймили бы как безродных космополитов. Вот, к примеру, как вы представляете себе ту же Динару Егеубаеву в качестве депутата Мажилиса? Чьи интересы она там собирается представлять и защищать? Вопрос далеко не риторический. Хотя пофантазировать на этот счет очень даже можно. Особенно, если вспомнить, с кем она долгие годы была аффилирована. Балаган какой-то, да и только…

На фоне таких политических эквилибристов более логичными выглядят планы движения «Oyan, Qazaqstan» провести своих представителей в маслихат южной столицы. То есть, эти люди достаточно адекватно оценивают уровень своих компетенций.

Что мы имеем в сухом остатке? В 2019 году старый президент как бы ушел, и у кормила власти встал новый. Хотя все кричали о двоевластии, теперь и это уже прошедший этап.

В чем на сегодняшний день главная проблема президента Токаева? На наш взгляд, в том, что теперь в оппозицию ушел, прежде всего, тот самый пресловутый «старый Казахстан». Есть далеко не смутное подозрение, что именно он и стоит за событиями кровавого Кантара. Более того, кто может гарантировать, что он и в дальнейшем не будет вставлять палки в колеса «нового Казахстана»? Поэтому в этом смысле есть тревожащие моменты. Например, то, что все якобы прогрессивные силы, которые группируются вокруг действующего президента, слабоваты в плане эффективного противодействия «вчерашним».

Для чего Токаеву нужен качественно новый Мажилис? В первую очередь, для того, чтобы запустить процесс переформатирования механизмов государственного управления. Мажилис должен заниматься полноценным и реальным законотворчеством. Правительство - эффективно осуществлять оперативное управление экономикой и социальной сферой. Президент и его администрация – сосредоточиться на стратегическом планировании и контроле за исполнением своих поручений, вопросах обеспечения национальной безопасности, выработке основных направлений внешней политики и анализе внутренних дел.

В этом смысле историческую роль президента Касым-Жомарта Токаева как генератора начавшихся преобразований трудно переоценить. Но в силу вышеуказанных факторов субъективного свойства остается некое подспудное ощущение, что его политическая судьба – это путь воина-одиночки. Со стороны это видится так: пока не свита делает короля, а сам король свиту. И потому он в этом смысле выглядит несколько одиноко, что не может не беспокоить.

Но в любом случае он-то на своем месте, а вот все остальные?..