90 лет назад, в такие же июльские дни, в Алма-Ате проходил пленум Казахского крайкома партии, который «Казахстанская правда», его печатный орган, назвала историческим. На нём обсуждались причины и последствия «разорения» края, а также была дана политическая оценка работе прежнего руководства во главе с Филиппом Голощёкиным, который занимал пост первого секретаря крайкома с сентября 1925-го до февраля 1933-го. Слова «голод» и тем более «массовый голод», разумеется, не произносились. Звучали гораздо более мягкие формулировки: «огромный урон животноводству», «ухудшение материального благосостояния трудящихся казахов».
Прелюдия к наступлению
Пленум – это пленарное заседание членов и кандидатов в члены соответствующего партийного комитета, которое проводилось в периоды между съездами (или конференциями). Он мог длиться долго. Например, пленум ЦК ВКП (б), состоявшийся в Москве в январе того же 1933-го, продолжался шесть дней. Но то Центральный комитет, а здесь краевой. Тем не менее, событие, о котором пойдёт речь, растянулось ровно на неделю, ежедневно проводилось по два заседания, до обеда и после, причём обсуждения могли затянуться почти до полуночи. Стоит упомянуть и о том, что, например, доклад председателя Совнаркома Казахской АССР Ураза Исаева длился ни много ни мало 5 часов. Дважды с перерывом в один день вечерние заседания завершались тем, что поэт Таир Жароков, имя которого сейчас носит одна из больших улиц Алматы, читал свои поэмы. Первая из них была посвящена пленуму, а во второй (цитата) «вскрывались ошибки старого руководства и содержался призыв теснее сплотиться вокруг нового руководства во главе с т. Мирзояном». Удивительная плодовитость!
В день открытия пленума, 10 июля, «Казахстанская правда» вышла с передовицей (главная в газетном номере статья, публиковавшаяся на 1-й полосе), в которой были такие строки: «Старое руководство крайкома во главе с Голощёкиным немало потрудилось, чтобы изобразить решения ЦК от 17 сентября как полное одобрение линии и всей работы крайкома». Под «решениями ЦК от 17 сентября», на которые затем будут ссылаться практически все выступавшие на пленуме, подразумевалось принятое в начале осени 1932-го постановление политбюро ЦК ВКП (б) «О сельском хозяйстве и, в частности, животноводстве Казахстана».
Оно начиналось со слов: «ЦК признаёт правильной линию крайкома по постепенному оседанию кочевого и полукочевого казахского населения», затем указывалось, как это нужно делать. Также перечислялись меры поддержки таких хозяйств: отпустить им 2 млн. пудов хлеба для продовольственной помощи и семенной ссуды, освободить их на два года от централизованных ското- и хлебозаготовок. А ещё «допустить в виде исключения практику индивидуального пользования казаха до 100 голов овец, 8-10 голов рогатого скота, 3-5 верблюдов и 8-10 табунных лошадей на хозяйство». Понятно, что в документе не было ни слова о бедственном положении народа и тем более о массовом голоде, который к тому времени охватил казахскую степь, погнал сотни тысяч людей в Россию, в Киргизию, Узбекистан, Китай… Тем не менее, между строк читается: центральная власть поняла, что она сама, её ставленники в Казахстане и местные казахи-партийцы натворили.
Так вот, в передовице «Казправды» утверждалось, что на самом деле прежнее руководство во главе с Голощёкиным выдавало за линию ЦК ВКП (б), за линию партии совершенно другое – а именно «грубейшие искажения ленинской национальной политики, игнорирование национальных особенностей Казахстана, длительное, затянувшееся головокружение от успехов в области колхозного строительства».
И, мол, это обстоятельство великодержавные шовинисты в смычке с буржуазными националистами использовали для дискредитации и срыва процесса социалистической переделки казахского аула. Словом, почти как в известной присказке: царь (в данном случае Сталин со своим ближайшим окружением) хороший, его решения – единственно верные, а вот местные «бояре» оказались плохими. Тогда как «линия нового руководства во главе с тов. Мирзояном – правильная», соответствующая указаниям ЦК ВКП (б). Наверняка статья писалась с подачи, а, возможно, даже под диктовку самого Левона Исаевича.
Критика и покаяния
В общем, уже было понятно, что главная задача участников предстоящего пленума – подвергнуть Голощёкина самой жёсткой обструкции и как бы на противопоставлении с ним показать, сколь много делает новый руководитель республики для ликвидации последствий политики своего предшественника, исправления ситуации. Этот сценарий выдерживался на протяжении всех семи дней.
Стоит привести выдержки из некоторых выступлений. Секретарь Алма-Атинского обкома партии Тулепов: «В результате грубейших политических ошибок, допущенных старым руководством крайкома во главе с тов. Голощёкиным, Казахстан к концу 1932 года оказался в чрезвычайно тяжёлом хозяйственном положении». Председатель Совнаркома республики Ураз Исаев: «Остаётся бесспорным, что главную роль в нашем государстве играл тов. Голощекин, и отсюда вина в огромной степени, конечно, падает на него». Председатель ЦИК Казахской АССР, формально высшего органа государственной власти в республике, Елтай Ерназаров (в отчёте с пленума уточнялось, что он говорил на казахском языке): «На Казахстан механически перенесли формы, методы и темпы коллективизации центральной полосы СССР, что и привело к таким последствиям». Заведующий отделом крайкома Султан Сегизбаев, впоследствии занявший высокий пост главы правительства Узбекской ССР: «Бывшее руководство забыло ленинское учение о ступенях развития различных национальных республик». И т.д. в том же духе. Лейтмотивом звучали выражения «левацкие перегибы», «грубейшие извращения ленинской и сталинской национальной политики», «извращённое понимание линии, указанной в решениях ЦК от 17 сентября», «нежелание учитывать особенности Казахстана».
Тот же Тулепов при дружном одобрении всего зала призвал тех, кто остался из прежнего руководства, выступить с критикой своих ошибок. Аналогичным образом высказались и некоторые другие участники пленума. И покаянные речи не заставили себя ждать. Вот что сказал, например, второй секретарь крайкома Измухан Курамысов: «Из чего вытекали лично мои ошибки? Первым делом из того, что для меня авторитет тов. Голощёкина был очень велик, и в отдельных вопросах, когда я видел явные неправильности, у меня, как и у многих членов бюро, не хватало характера для того, чтобы отстаивать свою точку зрения». Он также признал, что старое руководство крайкома не информировало ЦК ВКП (б) о подлинном положении дел в Казахской АССР.
Пришлось каяться и другому секретарю Семёну Голюдову (по итогам пленума его снимут с должности, после чего он перейдёт на малозначимую работу, но уже через год станет вторым человеком в Новосибирском крайкоме партии), и некоторым другим. Однако их объяснения устроили далеко не всех. В том числе первого секретаря Западно-Казахстанского обкома партии Михаила Аммосова, который сказал про Курамысова следующее: «Казахстанской парторганизации хорошо известна его роль как соавтора Голощёкина в совершённых ошибках». Интересно, что спустя полгода Курамысова отправят в ЗКО на место Аммосова, последнего переведут по горизонтали в другую область, а в 1937-м он возглавит Киргизскую ССР, но ненадолго, поскольку угодит в жернова репрессий – впрочем, как и практически все вышеперечисленные деятели.
Реакция предшественника
20 июля «Казахстанская правда» вышла с новой передовицей, озаглавленной «Исторический пленум Казкрайкома ВКП (б)» и посвящённой его итогам. В ней повторялись те же тезисы о «нарушении прежним руководством учения Ленина-Сталина в области национальной политики», «игнорировании указания тов. Сталина о том, что нельзя механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые», что в итоге привело к «беззаконию и безобразиям на местах». А в заключение выражалась уверенность в том, что во главе с Мирзояном партийная организация республики изживёт все последствия допущенных перегибов и поведёт Казахстан к светлому будущему.
Публикации с пленума вынудили Голощёкина, который к тому времени жил в Москве и занимал должность главного государственного арбитра при Совнаркоме СССР, обратиться в начале августа к Сталину и Кагановичу с пространным письмом. В нём он выражал решительный протест против кампании, которая развернулась в его отношении в Казахстане: «Проработка и шельмование меня проходит красной нитью во всей работе июльского пленума Казкрайкома. Положение дошло до того, что каждого активиста, который не выступает против меня, считают почти антипартийцем, а выступающие не в резкой форме против меня являются «примиренцами», у которых требуют признания своих ошибок, и те публикуют соответствующие письма».
После этого бывший первый секретарь крайкома задал, на его взгляд, риторический вопрос: «Как могло случиться, что в течение 7 лет я проводил антипартийную, антиленинскую политику, а ЦК не только об этом не знал, но и выносил одобрения руководству Казахстана и доверял мне в течение всего времени?». А затем сам как бы ответил на него: «Одно из двух: либо я исключительно умелый очковтиратель, антиленинец, не большевик, — тогда ЦК должен сделать соответствующий беспощадный вывод. Либо в «порыве самокритики» происходит перехлестывание, вредная, антипартийная проработка старого руководства и меня».
Признавая свои ошибки, допущенные в ходе коллективизации и оседания, Голощёкин утверждал, что возглавляемый им крайком осознал их и начал энергично исправлять ситуацию: «В целом ряде районов мы распускали колхозы, раздавали обратно обобществленный скот». Однако в то же время отметил: «Но в том-то и дело, что, несмотря на все это, мы не преодолели падения животноводства, не преодолели грубых извращений по линии коллективизации и заготовок в аулах. Мы не побороли левацкие перегибы и произвол в районах, потому что аульные кадры оказались не нашими, действовавшими против нас, против партийной линии, против советской политики, в пользу баев и националистов». Завершалось письмо просьбой к ЦК дать справедливую оценку работе его, Голощёкина, в Казахстане и «той бесцеремонно-неправильной критике», которой он теперь подвергается.
Судя по всему, от Мирзояна потребовали объясниться, поскольку в следующем письме по тому же поводу на имя Кагановича, в то время фактически второго человека в стране после Сталина, от 20 сентября Голощёкин написал: «Дорогой Лазарь Моисеевич, в своей ответной телеграмме т. Мирзоян говорит неправду». А далее он утверждал: хотя новый первый секретарь крайкома и написал, будто дал указание областям и районам не допускать его, Голощёкина, проработку или личную травлю, на самом деле «из статей в краевых газетах и из выступлений на пленуме видно обратное».
Впрочем, на этом разборки между преемником и предшественником, видимо, закончились.
Налоговая перезагрузка: какие преимущества получат предприниматели?
