В этом году исполняется 120 лет самой престижной в мире премии – Нобелевской. Недавно наше издание попросило известных людей ответить на вопрос, были ли в Казахстане фигуры, достойные ее, следует ли ждать их появления в будущем, и что для этого нужно. Но опубликованные тогда мнения касались только научной сферы, а вот желающих высказаться по поводу литературы не нашлось. Предлагаемые заметки, отражающие сугубо субъективное мнение автора, c которым многие, возможно, категорически не согласятся, – попытка частично восполнить этот пробел.

Большая разница

…Где-то в середине 1970-х, когда мы, юные первокурсники КазГУ, затеяли привычный для того времени разговор о том, что стоило бы обязательно прочитать, один наш более опытный товарищ посоветовал: «Ищите переведенные и изданные в СССР произведения нобелевских лауреатов. За редким исключением, это и есть лучшая в 20-м веке мировая проза и поэзия, которую обязан знать каждый считающий себя культурным человек. И, познакомившись с ней, вы поймете: 99 процентов того, что продается в наших книжных магазинах (а тогда они были едва ли не в каждом селе – прим. авт.) под вывеской «художественная литература», таковой, по большому счету, не является».

Наверное, про 99 процентов наш старший товарищ сказал ради пущей убедительности, но в целом, как я убедился позже, последовав его совету, он был прав – во всяком случае, применительно к прозе, о которой дальше и пойдет речь. Что же касается поэзии, то она гораздо больше, нежели проза, зависима от степени аутентичности и адекватности перевода на другие языки, и данное обстоятельство серьезно затрудняет сравнительный анализ.

Знакомство даже с отдельными переводными произведениями нобелевских лауреатов дало мне понимание того, в чем главное преимущество «их» литературы над советской. Последняя в силу известных причин оказалась загнанной в жесткие идеологические рамки, которые лишили писателей свободы самовыражения, права на художественный эксперимент, а тех, кто пытался выйти за эти рамки, – возможности издавать свои произведения. В то время как западная практически ничем себя не ограничивала, была разнообразной с точки зрения и содержания, и формы, постоянно рождала новые направления (литература «потока сознания», «антироман», «магический реализм» и т.д.), активно эксплуатировала «чуждые» сознанию строителя коммунизма экзистенциальные, фрейдистские и прочие мотивы.

Кстати, большое влияние на нее оказала и русская проза, но 19-го века (особенно романы Достоевского, получившие при Сталине клеймо реакционных и «реабилитированные» в годы оттепели благодаря, прежде всего, их широчайшему  признанию на Западе). Однако, став впоследствии советской, она начала сползать на обочину мирового литературного процесса и, говоря по-современному, терять свою конкурентоспособность.

Можно прочесть, например, маленькую, всего-то в полторы сотни книжных страниц, повесть-притчу нобелевского лауреата (1983 год) англичанина Уильяма Голдинга «Повелитель мух» - и вспомнить строки Фета: «Но муза, правду соблюдая,/ глядит – а на весах у ней / вот эта книжка небольшая / томов премногих тяжелей». Томов, вышедших из-под пера, скажем, лауреатов Ленинской премии (высшая степень признания в СССР) Мариэтты Шагинян и Георгия Маркова. Или Героя социалистического труда Анатолия Иванова, уроженца Казахстана, но считавшегося российско-сибирским писателем, автора романов, по которым были сняты популярные телесериалы «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов». Или не менее плодовитых наших «классиков» Габита Мусрепова, Сабита Муканова… А «тяжелее» повесть Голдинга своей смысловой нагрузкой – глубиной проникновения в закоулки человеческой души, где, как и у героев Достоевского, сосуществуют ангелы и бесы, попытками понять природу насилия, жажды власти над другими, способности «гомо сапиенс», человека разумного, легко скатиться к атавизму, к архаической модели поведения (последнее, кстати, крайне актуально для нынешнего Казахстана). И произведений такого уровня за пределами СССР появлялось много.

Единственный же по-настоящему советский писатель, удостоенный Нобелевской премии, – Михаил Шолохов. Однако даже он получил ее (в 1965-м) за роман, написанный в начале 1930-х, еще до первого съезда Союза писателей, когда литераторы еще имели определенную свободу. Бориса Пастернака, которому премию присудили как за стихи, так и за только-только изданный в Европе запрещенный на родине роман «Доктор Живаго», советским можно назвать лишь исходя из факта его физического нахождения на территории СССР. Александр Солженицын и вовсе был «внесистемным», и вручение ему (как до этого Уинстону Черчиллю, а много позже Светлане Алексиевич) премии выглядело, скорее, политическим актом. Гражданское и писательское мужество столь нелюбимого в Казахстане автора «Архипелага ГУЛАГ» и большого количества романов лично у меня вызывают восхищение. Чего, к сожалению, не могу сказать об уровне его художественного мастерства. Почти наверняка нобелевским лауреатом стал бы и Михаил Булгаков – если бы дожил до издания романа «Мастер и Маргарита», вызвавшего огромный интерес на Западе. Но он умер за четверть века до этого.

Трудности перевода

Возможно, кто-то еще из СССР заслуживал самой престижной в мире литературной премии, однако в целом круг претендентов был крайне узок. Причем в этот круг входили преимущественно те, кто выпадал из «советского мейнстрима», шел если не против течения, то вне основного потока.

А в Казахской ССР среди прозаиков, во всяком случае, послевоенного времени, таких не было. Все они писали строго в русле соцреализма и даже не пытались выйти за его рамки, в отличие, скажем, от Фазиля Искандера или Чингиза Айтматова образца начала 1980-х. За пределами СССР о казахской литературе мало кто знал, даже о произведениях, которые мы привычно называем классикой. И это несмотря на то, что в советское время их довольно активно продвигали за рубеж, переводили на языки не только социалистических стран, но и на французский, немецкий... Что же касается часто цитируемых в учебниках и статьях восторженных отзывов отдельных иностранных писателей о своих советско-казахских коллегах, то они принадлежали исключительно литераторам-коммунистам, симпатизировавшим Советскому Союзу и пользовавшимся его поддержкой, а значит, ангажированным, – таким, как Арагон, Стиль, Зегерс, Курелла, Хикмет…  

Сегодня же шансы наших писателей на получение Нобелевской премии и вовсе, можно сказать, обнулились. Прежде всего, потому, что распад СССР привел к потере ими прежних каналов выхода на зарубежного читателя. А создать новые не так-то просто. Да, в последнее время с помощью государства и спонсоров стали что-то переводить и издавать на английском языке, но крайне малыми тиражами (обычно в несколько сотен экземпляров), которые, разумеется, не делают погоду.

Практически во всех случаях переводы осуществляются с подстрочников на русском, который в данном случае выполняет роль «транзитного» языка. Дело в том, что найти людей, способных качественно «переложить» литературный казахский текст сразу на английский, французский или испанский, практически невозможно, а вот имеющие опыт перевода произведений с русского языка, куда более популярного в мире, чем казахский, есть. Так что «великий и могучий» сегодня является, по сути, единственным мостиком между отечественной литературой и ее потенциальными – пока только потенциальными –  потребителями за рубежом. Прекрасно понимая это и даже пользуясь возможностями, которые предоставляет им русский язык, многие наши писатели в то же время в своих публичных выступлениях позволяют себе призывать к упразднению его нынешнего статуса в Казахстане и к полному замещению его казахским. Что это – разновидность когнитивного диссонанса или просто лицемерие, вызванное желанием держать нос по ветру и выглядеть патриотами?

Потолок – Госпремия

Конечно, оптимальным вариантом был бы такой: писатели сами осваивают главные иностранные языки и делают на них подстрочные переводы с казахского. Но в большинстве своем они «ленивы и нелюбознательны». Что говорить о серьезном изучении языков, если многие из них не интересуются даже теми тенденциями, которые происходят в современной мировой литературе?

Несколько месяцев назад на одном из казахстанских телеканалов показали сюжет о прозаике, которого назвали «видным» и который издал в Москве книгу, включающую два его романа, переведенные с казахского. В нем я узнал своего давнего коллегу. В середине 1980-х мы работали по соседству в редакциях областных газет: он – в казахской, я – в русской. Часто пересекались. Однажды он, а ему уже было за 30, похвастал тем, что его повесть включили в план какого-то издательства в Алма-Ате и что скоро он станет членом Союза писателей. Когда я с почти ребяческой безапелляционностью заявил, что советская литература – это в массе своей «отстой» и что ему стоит обратить внимание на иностранную литературу, он удивился и попросил назвать имена. Как выяснилось из дальнейшего разговора, будущий «видный прозаик» не слышал даже про Маркеса, Фолкнера, Белля, которыми тогда зачитывалась советская интеллигенция, не говоря уже о менее известных в СССР авторах.

Общение в разные годы с некоторыми другими членами Союза писателей РК убедило меня в том, что они в этом плане мало чем отличаются от моего давнего коллеги. В то же время мне доподлинно известно, что много хорошей зарубежной литературы было в домашней библиотеке Шерхана Муртазы (почерпнул ли он что-то полезное из нее при написании своих романов – другой вопрос). Но, полагаю, таких среди казахских писателей немного. И это тоже одна из причин их неконкурентоспособности на международном уровне. Как и того, почему все написанное ими – сугубо для внутреннего, «внутристранового» потребления.

Наконец, еще один немаловажный момент. В решениях «литературной секции» Нобелевского комитета всегда присутствовала политическая составляющая. Но если раньше она давала о себе знать эпизодически, то в 21-м веке ее влияние заметно усилилось. Особенно это проявляется в тех случаях, когда речь заходит о писателях из государств, которые коллективный Запад считает авторитарными. Если выбор и делается в пользу их представителей (неважно, заслуживающих этого или не заслуживающих), то только «внережимных», а еще лучше «антирежимных». Наглядный пример – Алексиевич. Другой пример – турецкий прозаик Орхан Памук: его общественно-политические взгляды сильно расходятся с позицией официальных властей этой страны, которую ему даже пришлось покинуть спустя год после получения Нобелевской премии.

В Казахстане же практически все «маститые» писатели как привыкли кормиться с рук власти, так и продолжают это делать. А один из них, которого называли чуть ли не главным нашим претендентом на звание нобелевского лауреата, запомнился тем, что публично лобызал эти самые руки. Ну а о том, какими интригами и скандалами сопровождается присуждение Государственной премии в области литературы, на какие унижения перед сильными мира сего готовы пойти ради ее получения наши «инженеры человеческих душ», можно отдельный роман написать.

Вот эта самая Госпремия и есть потолок как их амбиций, так и тем более возможностей…